Братья ветра

– Тут уже ничем не поможешь. – Хакатри снова закрыл глаза. – Я ничего не в силах для них сделать. Я не могу жить с их тщетной любовью. Где-то я найду помощь – лекарство или какое-то средство, которое позволит ослабить проклятую бесконечную боль и безумие моих снов. Однажды я вернусь и все для них исправлю – для семьи и тех, кого разочаровал. – Его слова больше походили на сон, чем на то, во что он действительно верил, и мое сердце заболело от сочувствия. Я испытывал жалость и к себе, но не мог позволить предательским мыслям всплыть на поверхность до того, как Асу'а останется далеко позади.

В залив Лэндфол впадает несколько притоков, но вытекает лишь одна великая река – Тинак'оро, Океанская дорога. В некоторых местах безмятежная, как пруд, в других течение набирает силу, и она становится опасной из-за подводных камней и встречных течений, Океанская дорога является настоящим вызовом даже для опытных моряков, но с капитаном Ийято у руля мы быстро вышли в океан.

Я стоял у кормовых поручней и смотрел, как в утреннем тумане исчезают яркие башни и стены Асу'а. Позднее, когда мы подошли к устью реки, я любовался нефритовыми пространствами раскинувшегося в мерцавших лучах солнца моря, и в моей памяти всплыли давние слова матери: «Однажды ты ощутишь биение сердца Моря Снов». Нет, этот день еще не настал, но я что-то почувствовал, когда мы оставили реку далеко позади, и внезапно мне показалось, что вскоре случится нечто важное. Дети океана – вот что в переводе значит тинукеда'я. Океанские дети.

Мы не сразу взяли курс на запад. Еще до того, как зашло солнце, Ийято увидел на горизонте тучи, которые ему не понравились, поэтому мы свернули на север и некоторое время плыли вдоль побережья, пока не бросили на ночь якорь в одной из бухт. Капитан оказался прав, когда принял решение подождать: не прошло и часа, как на побережье обрушился шторм, поднялся сильный ветер, дождь с такой силой лупил по коже, что обжигал ее, с неба доносились угрожающие раскаты грома. Даже в защищенной бухте «Крыло Петрела» раскачивался так, словно превратился в детскую игрушку.

Я ворочался с боку на бок на набитом соломой матрасе в каюте моего господина, пытаясь не думать о том, что осталось на берегу и теперь уже никогда не случится. Я выбрал долг, напомнил я себе. Я предпочел честь счастью.

Должен с сожалением сказать, что мой господин провел одну из своих худших ночей, он стонал, а иногда кричал, хотя я не понимал слов. Какие бы сны ни преследовали Хакатри, они наверняка были ужасны. Мне пришлось обернуть плащ вокруг головы, чтобы не слышать его криков, но мне все равно почти не удалось поспать.

С рассветом небо прояснилось. Ветра были сильными, но неопасными, капитан приказал поднять паруса, и мы начали путь на запад. Но даже Ийято Моряк совершал ошибки: шторм, казалось, исчерпавший свою ярость, вернулся перед закатом. Волны стали быстро расти, и корабль начало бросать из стороны в сторону, точно пробку от бутылки. Ийято приказал поднять штормовые паруса, и некоторое время мы сражались со стихией, паруса хлопали так громко, что у меня болели уши. Ийято велел мне покинуть палубу, матросы убрали даже штормовые паруса и привязали все, что могло двигаться, а я вернулся в каюту моего господина. Кода я вошел, Хакатри открыл глаза.

– Я все еще сплю? – спросил он хриплым и печальным голосом. – Памон, это ты? Я едва тебя вижу.

Его слова сильно меня напугали, ведь глаза моего господина всегда были лучше моих.

– Позвольте мне зажечь лампу, – сказал я.

Когда фитиль загорелся, я снял футляр из рыбьей кожи и увидел, что Хакатри отбросил одеяла в сторону, а его лицо и шея покрылись потом.

– Ты должен меня покинуть, Памон, – холодно сказал он, и это прозвучало как смертный приговор. Никогда прежде он так со мной не говорил, и на мгновение я потерял дар речи. – Тебе не следовало отправляться в это путешествие.

– Я только сейчас вернулся в каюту, господин, – сказал я ему. – Позвольте мне сначала вас накрыть. Боюсь, вы все еще находитесь во власти сна.

– Нет, – сказал он. – Нет, Памон. Да, мне снова снился сон о тысячах моих отражений, тысячах разных жизней – и я видел то, от чего у меня заледенело сердце.

Я все еще думал, что он бредит, как иногда случалось, когда Хакатри просыпался.

– Сны, даже вызванные кровью дракона, – всего лишь сны, милорд. Теперь я здесь, с вами. Вы можете отдыхать.

К моему удивлению, Хакатри сел на узкой койке, вцепившись в нее пальцами. Его золотые глаза были широко раскрыты в полутемной каюте, как у некоторых загнанных существ, что поворачиваются лицом к опасности, чтобы вступить в смертельный бой.