Братья Витальеры

— A-a-amen!

Когда Герман Хозанг вслед за Вульфламами одним из первых покинул кирху, толпа, которая во все время службы терпеливо стояла перед церковью, разразилась криками ликования. Чтобы Вульфламы не приняли эти восторги на свой счёт, горожане беспрестанно кричали:

— Хозанг!.. Да здравствует ратсгер Хозанг!..

Вульф Вульфлам шепнул отцу:

— Видишь, нам нельзя терять времени!

И бургомистр, окинув недобрым взглядом мятежную толпу, кивнул в знак согласия.

После этого торжественного празднества Клаус и Герд Виндмакер посетили Хозанга. Дом Хозанга находился недалеко от кирхи святого Николая, поблизости от ратуши[34]; это было старое здание, которое уже простояло на этом месте, наверное, не меньше ста лет и среди больших, недавно окрашенных зданий, выглядело довольно скромно. Высокий фронтон устремлялся вверх семью уступами так, что казался похожим на торчащую кверху семипалую руку. Фасад здания был непритязательный, гладкий, без эркеров и каких-нибудь украшений. И внутри здания была такая же простота. На полу стояли бочки и мешки. Деревянная лестница вела в верхние этажи.

Они сидели перед купцом в длинной, почти пустой комнате, в которой стояли широкий стол, несколько стульев и весы; тут же находился и огромный волкодав, который не спускал глаз с незнакомых людей. Клаус просил купца взять его матросом. Он показал рекомендации уважаемых горожан: мастера Тибада — бочара, у которого он работал зимой, и мастера рыбного цеха — хорошего знакомого Герда Виндмакера.

Хозанг молча рассматривал обоих парней. Простое непринуждённое поведение Клауса понравилось ему: «Из этого вышел бы добрый моряк».

— Ты должен быть готов к борьбе, если хочешь на мой корабль, — сказал он. — «Женевьева» — одно из тех судов, которое постоянно подстерегают опасности. С тех пор как я стал ратсгером, пираты особенно интересуются этим судном.

— С тех пор как вы стали ратсгером? — не понял Клаус.

— Мои враги — могущественные люди, — пояснил купец.

— Я думаю, пираты — враги всех купцов, — ответил Клаус.

— Ты ошибаешься. Кое-кто из купцов с ними заодно. А есть такие купцы, которые и сами непрочь заняться пиратством. А один… Один из моих врагов очень влиятельный человек.

— Но зато у вас сотни друзей! — воскликнул Клаус.

— Один враг — это много, а сотни друзей — это мало, — смеясь ответил Хозанг.

— Вы имеете в виду Вульфлама, не так ли? — вмешался Герд.

— Весь город знает моего врага, — ответил Хозанг.

— И я знаю одного из этих Вульфламов, — горячо начал Клаус, — того, который был фогтом в Сконе. Он высек восьмерых олдерменов и одному выколол глаза. Но преступление, за которое он их наказал, было подстроено им самим, чтобы присвоить их жалованье.

— И, наверное, ещё и кассу витта, — заметил Хозанг, — он и о ней позаботился, не так ли?

— Да, но её потом нашли. А это значит что он сам её и спрятал.

— Что? — Хозанг даже вскочил с места. — Её нашли?

— Ну, конечно, иначе бы нельзя было расправиться с олдерменами, — ответил Клаус.

Хозанг снова уселся на свой стул.

— Так вот что, — пробормотал он, — а город Штральзунд должен возместить ему шесть тысяч марок, которые, как утверждают, были украдены в Сконе. И никому не известно, что пропажа нашлась.

— Мнимая пропажа, — заметил Клаус.

— Так оно и есть, — произнёс Хозанг. — И вот, скажите мне, — горько усмехнулся он, — разве это не пират?

— Нет, — тотчас же возразил Клаус, — Он подлец! Пираты не лишены чести.

— Уже восемнадцать лет бургомистр не отчитывается перед горожанами за деньги, которыми распоряжается. Уже восемнадцать лет, с тех пор как он стал бургомистром! — Лицо Хозанга было бледно от гнева. Он опустил взгляд, смотрел перед собой на стол и продолжал: — Даже если бы во главе магистрата стоял кто-нибудь из знати, занимающейся разбоем, он и то не стал бы так бессовестно грабить горожан, как этот патриций и иже с ним. Стыд и срам… — Он посмотрел Клаусу в лицо. — И ты хочешь быть у меня матросом?

— Только у вас, — ответил Клаус.

Корабельный священник Амброзиус сидел в кабинете бургомистра Бертрама Вульфлама, рядом с которым, опершись на меч, стоял весь закованный в железо его сын Вульф.

— Господин священник, — сказал бургомистр Вульфлам, — нас интересуют события на «Женевьеве», вы совершили на ней последний рейс, и можете рассказать кое о чем. Итак, матрос, его звали Эриксон, не правда ли? Датчанин или норвежец, он погиб, так ведь? Я слышал — погиб в борьбе с пиратами…

— И, говорят, от рук пиратов, — добавил Вульфлам.

— Да, это верно. Восточнее Готланда мы подверглись нападению финских пиратов. Но мы сумели от них отбиться.

— И этого Эриксона убрали не свои собственные люди? — спросил бургомистр.

— Исключено, ваша честь, — воскликнул священник. — В его груди сидела стрела вражеского арбалета. Я сам читал ему отходную.