Братишка

Как только обстрел стих, мы ушли в тыл, к нашей будке. Тут немцев отлавливать смысла не было, так что мы прихватили всё имущество и тылами направились к другому полку. К вечеру за час до темноты были у крайнего правого батальона. Там со снайперами напряжёнка, более того, немцы ещё безобразничают, отстреливают наших, это нам попавшиеся тыловики пожаловались, вот мы тут и встали. Укрыли будку в низине, в кустарнике, в двух километрах от передовой, и поползли – тут открытые пространства, именно ползли к окопам. Километр ползти пришлось. Метров за двести до окопов устроились на позиции уничтоженной противотанковой пушки и, оборудовав лёжку, стали осматривать окопы немцев. До них метров шестьсот от нас было.

– Смотри, ничего не боятся, вон трое в стороне наверху сидят, похоже, теребят губные гармошки, – сообщил напарник, не отрываясь от бинокля.

– Запугали наших, кто выглянет – пуля в лоб.

– Нас не засекли, как думаешь?

– Не думаю, мы ползли вне зоны интереса снайперов, они сюда вряд ли смотрят, им окопы нашего батальона интересны… Снайпера бы найти.

– Не вижу.

– Они хорошо прячутся, пока тот выстрел не сделает, засечь фактически нереально. Это если он на позиции и не спит где-нибудь в блиндаже, – пристально осматривая немецкие позиции в свой бинокль, сказал я.

– Выстрел, – дёрнулся напарник.

– Да, немецкий карабин, по звуку слышно. Похоже, снайпер. Я не засёк вспышку, а ты?

– Тоже нет. Снег ещё этот слепит, хорошо хоть, солнца нет.

– Судя по звуку, бил он не из окопов немцев, ближе был, примерно между тем разбитым немецким танком и вон тем лежащим на боку бронетранспортёром. Смотри, а я его выманю.

– Как?

– Начну отстрел той троицы музыкантов, если немец опытный, он будет искать и по звуку определит, откуда приблизительно ведётся огонь. В этот раз нас не поддерживают и звуки выстрелов стрельбой не маскируются, быстро засекут. Он выстрелит, должен выстрелить, засеки вспышку. Дальше уже мой выстрел.

– Понял. Готов?

– Готов.

Первый выстрел, и один из немцев скатился в окоп бессознательной тушкой, пока остальные сообразили, что происходит, я снял второго и явно ранил третьего в руку. В это время от щитка с визгом рикошета ушла в небо пуля.

– Засёк?

– Да, этот гад у хвоста разбитого немецкого самолёта устроился. Там вспышка была.

Дождавшись второго рикошета, тот бил в смотровую щель, где торчал ствол моей винтовки, я выкатился из щитка, у меня было время, пока тот выбивал стреляную гильзу, и, прицелившись под хвост сбитого штурмовика, заметив там шевеление, сделал три выстрела.

– Готов, – сообщил Ластин. – Его белая куртка вся в крови, без бинокля даже видно.

– Уходим.

Вскочив, мы рванули в тыл. Вовремя. Нашу лёжку не только снайпер обнаружил, так что там начали рваться мины. Причём преследуя нас, видимо, корректировщик работал. Две так перед нами в тридцати метрах рванули, заставив нас упасть в снег. Вскочив, мы побежали дальше, пока не ушли в низину, потом по кустарнику и добрались до будки.

– Не зацепило? – отдышавшись, спросил я, заметив кровь на лице старшего политрука.

– Нет, только губу разбил, когда в снег упал. Там что-то твёрдое под ним было.

– Бывает. Повезло, считай. Есть хочется, надеюсь, ужин готов.

– Странно, что нас из пулемётов не прочесали, вроде в прямой видимости были, могли дотянуться.

– А та троица и была дежурным расчётом станкового пулемёта, остальные наверняка не успели занять боевые посты, мы уже удрали. А пулемёт я видел. На наш «максим» похож. У меня такой был, коммунистическому батальону подарил. Только тот в ручном исполнении был, а это станковый. Позиция у нас была хороша, надо признать, а вот момент отхода не проработан, поэтому и пришлось так спешно драпать. Это урок. Я, кстати, об этом знал, но, скажем так, прошляпил. В следующий раз позицию не выберем, если не будет хотя бы двух удобных путей отхода.

– Хорошо. Восемнадцать сегодня настреляли, – довольно сказал тот.

– А пулемётчики?

– Я снайпера искал, не видел, убил ты их или нет, подтвердить не могу.

– Вот бюрократ.

– Уж какой есть, – развёл тот руками и принюхался. – А хорошо пахнет.

Мы подошли к нашему лагерю, где батько готовил ужин. Почти закончил, мы вовремя вернулись. Волк подбежал и запрыгал вокруг меня от радости. Стрельбу батько слышал, как и обстрел, так что, пока мы ужинали, любопытничал. Ну а мы спорили, сколько было убитых. Именно сейчас, когда практически стемнело, нас и нашли два бойца из той роты, в тылу которой мы работали. Они нас по дыму от костра обнаружили. Ластин ушёл к ротному. Ему подтверждение нужно было, говорю же – бюрократ, а я занялся винтовкой, хорошенько почистил её. После этого достал трофейную радиостанцию из будки, накинул антенну повыше на ветку высокого тополя и стал крутить ручку настройки, вслушиваясь в шорохи в эфире. Один боец с напарником ушёл, а второй нас охранял, вернее, отслеживал, мало ли что, так что они с батькой, когда я включил сводку новостей, с интересом их прослушали. Потом я стал ловить немецкие переговоры, нашёл одни.

– Есть что интересное? – спросил батько Степан.