«Братская могила экипажа». Самоходки в операции «Багратион»

– Как не лезть? – разгорячился Захар Чурюмов. – Не полез бы Пашка Карелин, эсэсовцы бы шорох навели. Что ни говори, а воюют они отчаянно. А Карелин со своим экипажем целый взвод пострелял и подавил.

– Брось, – отмахнулся Павел, – десятка полтора эсэсовцев перебили, а остальных десантники и ребята из батальона Клычко прикончили. Злости к ним много накопилось, почти никто не сумел удрать. А Серега Мороха – парень геройский. С двумя тяжелыми «штугами» бой вел, поэтому я здесь водку пью, а от его экипажа одна зола осталась. Хоронить нечего было.

Видя, что комбаты завелись, кто-то выложил на стол еще фляжку спирта, но подполковник ужин решительно закруглил:

– Завтра вставать с рассветом. Всем отдыхать.

Однако полк подняли раньше. На подходе к железнодорожным путям стояли несколько тяжелых самоходок «ИСУ-122» и вели огонь по невидимым в темноте целям. 122-миллиметровые орудия гулко уехали, а впереди, при свете пожаров, поднимались столбы дыма.

Оказалось, что в этом месте немцы оборудовали очередной укрепленный узел. Колеи железной дороги перегораживали платформы, некоторые перевернутые, заваленные мешками с песком. Ответный огонь велся из различных укрытий, кирпичных домов, дотов.

В тупике оказался немецкий бронепоезд, который не сумел вырваться, а возможно, был оставлен для усиления обороны. Ракеты высвечивали бронированные вагоны, вспышки двух уцелевших тяжелых орудий и многочисленных зенитных автоматов.

Карелин невольно вспомнил, что их прежний командир полка Петр Петрович Цимбал после госпиталя был назначен командовать таким же полком тяжелых самоходок Подошел к «студебеккеру», который привез ящики со снарядами. С подножки грузовика спрыгнул капитан интендантской службы.

– Слушай, земляк, – окликнул его Павел. – Ты не из полка Цимбала?

– А тебе зачем?

– Мы воевали вместе с ним, моя фамилия Карелин. Я комбат батареи легких самоходок.

– В одной машине, что ли, с полковником ездил?

Капитан закурил папиросу, Карелину не предложил. Нетерпеливо глянул на часы.

– Мы воевали вместе, а не катались, – вскипел Павел.

Появился Захар Чурюмов, бесцеремонно выдернул папиросу и затоптал ее.

– Специально на открытом месте смолишь, чтобы фрицам лучше видно было?

– А ты кто такой?

Неподалеку пронесся снаряд и взорвался метрах в семидесяти позади. Интендант невольно присел, а Карелин, глядя сверху вниз, предложил:

– Закуривай еще. Если по зубам заработать желаешь.

– Я помощник командира полка, – начал было капитан, но Захар Чурюмов его перебил:

– Где полковник? Оглох, что ли, со страха?

– Вон там, – неохотно выдавил интендант, показывая пальцем на одну из тяжелых самоходок. – Ведет огонь. Скоро здесь должен быть.

– Рискует Цимбал. На прямую наводку машину вывел.

– Он после того ранения постоянно на переднем крае, – отозвался Карелин. – Лезет в самое пекло.

Оба комбата знали историю Петра Цимбала. Угодил в прошлом году под снаряд. Сумел выбраться из горящей самоходки, но пламя буквально сожгло и обезобразило его лицо. Хороший, душевный мужик после разладов с женой спокойно ходил по кромке смерти.

Одна из тяжелых самоходок угодила под взрыв гаубичного снаряда и вспыхнула.

– Не в Цимбала попали? – напряженно вглядывался в полумрак Захар Чурюмов.

– Нет. Его машина ближе к нам стоит, на правом фланге, – сказал интендант, меняя тон. – Так вы однополчане с Петром Петровичем?

– Мы – однополчане, а кто ты – непонятно.

Разговор прервал посыльный от Тюлькова:

– Командир вас ищет, пойдемте быстрее.

– Идем, не суетись. Ну, а ты, капитан, передавай боевой привет полковнику Цимбалу от комбатов Карелина и Чурюмова. Он нас помнит.

Тяжелые «ИСУ-122» добивали бронепоезд. Один из вагонов горел. Башня дальнобойной «пятидюймовки» осветилась вспышкой разрыва, там тоже начался пожар.

– Ладно, пошли, Павел, – надел танкошлем Чурюмов. – Цимбал неплохо дорогу расчищает.

– На нашу долю тоже хватит, – отозвался Карелин.

Самоходки двигались через многочисленные железнодорожные пути. Наступали вместе с танкистами и пехотой полковника Орлова. Здесь хорошо поработала тяжелая артиллерия, но немецкие части упорно дрались за удобное для обороны место.

Высокие металлические платформы, наполненные песком и землей, на одном из участков перегородили путь. Из укрытий вели огонь противотанковые пушки и многочисленные пулеметы. Немецкие солдаты установили свои «машингеверы» между вагонных колес и в укрытиях под платформами.

«Тридцатьчетверка», двигавшаяся впереди, удачным выстрелом угодила в 75-миллиметровую «гадюку». Длинный ствол с дульным тормозом на конце согнуло, двойной щит разорвало, как картонку.

Из амбразуры в платформе ударила вспышка гранатомета. Кумулятивная мина врезалась в рельс. В разные стороны брызнули раскаленные осколки, а огненный клубок воспламенил шпалы. Боец, лежавший неподалеку, вскочил и, шатаясь, сделал несколько шагов.

На гимнастерке отчетливо виднелись прожженные отверстия. Осколки пробили тело, каску. В одной руке солдат из танкового десанта продолжал сжимать легкий автомат «ППС», другая, перебитая, висела вдоль туловища.

– Ложись! – кричал ему товарищ.