Братство Кольца

— О, волшебный народ! Я и не надеялся, что нам так повезет, — отвечал Пиппин. Сэм словно язык проглотил. — Благодарю вас, Гильдор Инглорион, — с поклоном сказал Фродо. — Элин сийла лумменн' оментиельво, звездою осиян час нашей встречи, — добавил он на языке высокорожденных эльфов.

— Осторожней, друзья! — со смехом воскликнул Гильдор. — Ни слова о наших тайнах! Перед вами знаток древнего языка. Бильбо хороший учитель. Привет тебе, друг эльфов! — сказал он, кланяясь Фродо. — Присоединяйтесь со своими друзьями к нам. Вам лучше идти в середине, чтобы не отстать и не заблудиться. Вы можете устать раньше, чем мы остановимся.

— Почему? Куда вы идете? — спросил Фродо.

— Сегодня мы идем ночевать в леса на холмах за Вудхоллом. Это несколько миль пути, но после вы отдохнете, и к тому же это сократит ваш завтрашний переход.

И они отправились дальше, бесшумно, словно тени или блики слабого света – ведь эльфы, если захотят, умеют ходить беззвучно даже лучше хоббитов. Пиппина вскоре одолела сонливость, и он раз или два споткнулся, но рослый эльф, который шел рядом, неизменно подхватывал его, не давая упасть. Сэм шагал рядом с Фродо, как во сне, и на его лице были написаны испуг и радостное изумление.

Лес вокруг становился гуще, деревья моложе, и чем глубже дорога спускалась в низину между холмами, тем больше кустов орешника появлялось на крутых склонах. Наконец эльфы свернули в сторону от тропы. Справа в зарослях пролегала неприметная зеленая аллея; по ней они поднялись на вершину лесистого холма, вдававшегося в речную долину. Неожиданно они вышли из тени деревьев, и перед ними открылась широкая, поросшая травой поляна, серая в ночи. С трех сторон к ней подступал лес, но на востоке земля круто уходила вниз, и под ногами у путников темнели макушки деревьев, росших у подножия склона. Внизу в свете звезд смутно угадывалась плоская равнина. Совсем близко мерцали редкие огоньки деревеньки Вудхолл.

Эльфы уселись на траву и тихонько заговорили на своем языке. Хоббитов они словно бы не замечали. Фродо и его товарищи завернулись в плащи и одеяла, и их одолела дремота. Ночь сгущалась, огоньки в поселке погасли. Пиппин, положив голову на зеленую кочку, уснул.

В вышине на далеком востоке покачивался Реммират, Звездный Невод, а над туманами пылающим рубином поднимался багровый Боргиль. Потом ветер унес мглистую пелену, и, выбравшись из-за горизонта, на краю земли встал Небесный Мечник, Менэльвагор, в сверкающем кушаке. Эльфы дружно запели. Под деревьями вдруг вспыхнул алый огонь костра.

— Сюда! — окликнули эльфы хоббитов. — Сюда! Пришла пора речей и веселья!

Пиппин сел и протер глаза. Его пробрала дрожь. — В зале огонь и еда для голодных гостей, — сказал стоявший перед ним эльф.

С южной стороны простиралась прямоугольная поляна, похожая на зал, где сводом служили ветви деревьев. С обеих сторон колоннами поднимались огромные древесные стволы. Посередине пылал костер, а высоко на стволах-колоннах ровным светом сияли серебряные и золотые светильники. Эльфы сидели на траве вокруг костра или вокруг старых пней. Несколько эльфов сновали взад-вперед, раздавая чаши и разливая питье, другие внесли на блюдах и тарелках горы еды.

— Ужин скромный, — извинились они, — ведь мы в лесу, далеко от дома. У себя мы бы угостили вас лучше.

— По мне, так хоть день рождения празднуй, — сказал Фродо.

Пиппин впоследствии с трудом мог припомнить, что он ел и пил, – память его заполонили зыбкие отсветы огня на лицах эльфов и звуки голосов столь разных и столь прекрасных, что ему чудилось, будто он спит и видит сон. Но ему вспоминался хлеб, чей вкус превосходил даже вкус белого хлеба на языке у голодного, и плоды душистее лесных ягод и слаще любовно выращенных садовником фруктов; он осушил чашу ароматного напитка, прохладного, как чистый родник, золотого, как летний полдень.

Сэм до конца своих дней не мог ни описать словами, ни отчетливо представить, что чувствовал в ту ночь, хотя она осталась в его памяти как одно из главных событий жизни. Самое большее, что ему удавалось потом сказать, это «Ну, сударь, кабы я мог выращивать такие яблоки, я бы называл себя садовником. А их пение прямо за душу брало, если вы меня понимаете».

Фродо с наслаждением ел, пил и поддерживал беседу, однако главным образом его занимали эльфийские речи. Он плохо знал язык эльфов и потому жадно слушал. Вновь и вновь заговаривал он с угощавшими его эльфами и благодарил на их родном языке. Эльфы улыбались и со смехом говорили: «Вот истинный брильянт среди хоббитов!»

Через некоторое время Пиппина сморил крепкий сон. Хоббита подняли, перенесли в шалаш под деревьями, уложили на мягкую постель, и он проспал там остаток ночи. Но Сэм отказался покинуть хозяина. Когда Пиппина унесли, он подошел, устроился в ногах у Фродо – да так и сидел, покуда голова его не упала на грудь, а глаза не закрылись. Фродо же долго не спал: он беседовал с Гильдором.