Братство: Опалённый

— Про исповедника не забудь, — напомнил ему Сэм, просматривая последние новости на своём планшете: — Иди сюда, — подозвал он его, и, развернув заинтересовавшую картинку, протяну планшет: — Что скажешь?

Рекламная статья, так заинтересовавшая Сэма рассказывала о новинке, недавно появившейся на рынке детских игрушек и за короткий срок завоевавшей любовь не только детей, но и взрослых.

Это была небольшая пластиковая коробочка, удобно помещавшаяся в обычном нагрудном кармане. На лицевой стороне, занимая почти всё место, размещался жидкокристаллический монохромный экран, да пара кнопок управления, нажатием которых велось управление игрой и регулировалась громкость крохотного динамика-пищалки.

Сам экран был разделен на три части — сверху, примерно с четверть всего пространства занимало небо со звёздами, меж которых носился, помахивая крылышками и прижимая к груди Рог Изобилия, пухленький амурчик. Встряхивая, время от времени Рог, этот ротозей, ронял вниз, к грешной земле, яблоки, конфеты и прочие сладости, которые медленно опускались к поверхности, по которой, бегал, подоткнув рясу, карикатурно смешной монах, держа над головой корзину, в которую и следовало собирать все высыпавшиеся с неба дары.

Собственно, в этом и заключался весь процесс игры — нажимая кнопки следовало гонять монаха по экрану собирая сладости и набирая очки. Если же конфета или яблочко падало на землю, то, из-под её поверхности вылезал симпатичный, ну — Сэму он показался именно таким, чертенок и, мерзко хихикая тырил упущенное угощение, соразмерно снижая количество набранных очков.

Вот согласитесь — ничего особенного, да? А затягивала эта игрушка совсем не по-детски — в сети люди выкладывали свои рекорды, делились тактикой сбора даров и устраивали чуть ли не целые войны, оспаривая мнение своих оппонентов.

— Смешно, угу, видел уже. Дочке купил, да сам часов пять просидел с ней. До пятого уровня дошёл — дальше ни как, вот и забросил — нервы дороже, — пожал плечами Шнек: — А что? Купить хочешь?

— Смотри, — палец Люциуса упёрся в набранную мелким шрифтом строку: — При одобрении Святой Церкви.

— И что? — дёрнувшись, адмирал хотел было вернуться к своим обязанностям, но, будучи пойманным за рукав, недовольно засопел: — Ну чего? Сейчас наши корабли брать будут, а ты мне хрень всякую детскую…

— Шнек, — подтянув его к экрану, Сэм сунул экран ему в лицо: — Ты что? Не понимаешь? Это же — электроника! Микросхемы, программирование и всё такое — проклятое и запрещённое! И попы её развивают — гонят в массы, приучают к ней! Теперь дошло?!

— Электроника? Программирование? — Опасливо глянув на планшет, Шнек отодвинул его вместе с рукой товарища: — Но ведь есть же — запрет! Древний. Ещё когда…

— Походу святые отцы забили на него. И ещё — это массовый продукт, а значит…

— Значит есть заводы, НИИ и всё такое. — Завершил за него фразу адмирал.

— И это тоже, но главное-то другое. Раз попы начали выпуск подобного, Сэм встряхнул планшетом: — То — они точно уверены, что Императора нет, что он не вернётся и не спросит — за нарушение запрета.

— Но Он — бессмертен. Его нельзя убить. — Покачал головой его товарищ.

— Точно. Все знают, что происходит после смерти очередного, но ведь Символ Империи не появился? Новый назначен не был!

— Ты хочешь сказать, что Император жив?

— Дракон же не появился.

За прошедшие пять тысяч лет, что существовала Империя, процедура выбора нового Императора, не нарушалась ни разу. Правитель был бессмертен — это факт, ни яд, ни пуля не могли его убить — отраву он просто игнорировал, а пули — раны от них, как бы тяжелы они не были, зарастали на нём за считанные секунды. Да что раны — Императору, шедшему под порядковым номером Четырнадцать — снесли голову, на параде, прямо под камерами. Свихнувшийся начальник парада. Саблей.

И то ничего — отросла за несколько минут — свою прежнюю, Четырнадцатый потом долго держал у Трона — залитая прозрачным лаком, она служила грозным напоминанием послам и просителям о бессмертной сути восседающего на троне.

Умереть Император мог — но исключительно по своей воле — устав. Всё же он был человеком, пусть и вознесённым на вершину Олимпа, но человеком. Тот же самый Четырнадцатый правил триста пятьдесят лет — злые языки утверждали, что вторая голова оказалась лучше оригинальной, намекая на наличие в ней мозгов. Восемнадцатый продержался почти четыре сотни лет, а абсолютным рекордсменом был Двадцать Третий, чье царствование тянулось немногим более пяти сотен лет.