Братство Революционного Декаданса (СИ)

Ровный матовый свет желтой лампы выгодно подчеркивал искусный макияж, или даже грим, на одухотворенных лицах. Нестор вспомнил выражение Оскара Уайльда: "В обществе женщины бывают только двух родов: некрасивые и накрашенные". Лица девушек были грустны, уголки красивых губ опущены, карие глаза Феи прикрыты веками, зеленые глаза Сони сокрыты за вуалью. Не сразу разобравшись в происходящем, Нестор впал в тревожное состояние, усугубленное выпитым пивом и - как следствие - трудноодолимым желанием облегчиться. Вот это насущное желание Нестор поторопился реализовать в туалетной комнате.

- Что за траур, милые леди? - спросил Нестор, возвращаясь в комнату приемов. - Что за уныние в ваших позах? Что за нуар?

- Ах, mon cher, - глубоко вздохнула Фея, чуть приоткрыв тяжелые веки. - Печаль, как известно, - это ржавчина души, и я просто физически ощущаю, как она изъедает сталь моего внутреннего мира...

- Переигрываешь, подруга, - буднично отозвалась Соня.

- Плесните нам вина в бокалы, наш долгожданный гость, - продолжила игру Фея, не обращая внимания на Сонины режиссерские ремарки, а затем неожиданно продекламировала с некоторым подвыванием:

Не страшно мне прикосновенье стали

И острота и холод лезвия.

Но слишком тупо кольца жизни сжали

И, медленные, душат, как змея (Тут Фея посмотрела на Нестора со значением).

Но пусть развеются мои печали,

Им не открою больше сердца я...

Они далекими отныне стали,

Как ты, любовь ненужная моя!

Нестор выполнил повеление дамы и наполнил, не забыв про себя, три бокала красным вином.

- Не стоит обращать внимания, - успокоила Нестора Соня. Девушка глубоко затянулась, а потом вместе с пеплом вытряхнула сигарету из мундштука в пепельницу. Пригубила вино и взглянула на подругу. - Заигралась она. Мы уже третью неделю в образе. Давно Вы у нас не были, Нестор Иванович. Забыли про нас вовсе. Мы декорации меняем после визита последнего клиента. Еще трое заявлены. Послезавтра будем искать новые образы.

16.

- А сейчас перед нами... - начал Нестор.

- Декаданс, - закончила Соня.

- Почему такой выбор? - поинтересовался Нестор.

- А мы, Нестор Иванович, как и Вы,- подхватила беседу Фея, - по долгу службы просто обязаны слышать эхо дня. Вы работаете с фактами и событиями, мы же организуем события, работая непосредственно с людьми. Уж такое нынче настроение в массах. Упадническое.

- Знаю я ваши массы, - улыбнулся Нестор. - Десяток избранных.

- Полтора десятка, - уточнила Фея. - Плюс-минус. Но именно эти люди и пускают черную жижу меланхолии по всенародным венам. Мы перехватываем настроение масс еще до того, как это настроение до масс добирается. Считываем его на уровне замыслов. И скажу Вам, Нестор Иванович без тени зазнайства и хвастовства: кое в чем мы даже способны на эти кучевые настроения влиять. - И Фея снова заголосила в пронзительной тоске:

Печали есть повсюду...

Мне надоели жалобы;

Стихов слагать не буду...

О, мне иное жало бы!

Пчелиного больнее,

Змеиного колючее...

Чтоб ранило вернее,-

И холодило, жгучее.

Нестор понимал, что строки принадлежат кому-то из поэтов эпохи декаданса, но распознать не мог: все-таки он был историком, а не филологом. Он беспомощно взглянул на Соню, и та сжалилась - помогла ему беззвучно, лишь одной артикуляцией ярко-красных губ: "Это Зинаида Гиппиус". И как будто бы для того, чтобы Фея не уличила ее в школьном грехе - в подсказке, вдруг тоже заговорила, почти запела стихами:

Я ищу Афродиту. Случайной да не будет ни странно, ни внове,

Почему так люблю я измену и цветы с лепестками из крови.

Но Фея не оставила "помощь другу" без внимания - сказала громко и четко, обращаясь к Нестору:

- А это Константин Дмитриевич Бальмонт. Но Вы, Нестор Иванович, наверняка и сами узнали. Будем играть или все-таки окружим гостя заботой и вниманием? - это Фея говорила уже Соне.

- Что вы! Мне весьма комфортно! - поспешил заверить Нестор. - Я приехал отдохнуть, услышать ваши голоса, взглянуть в ваши глаза...

Соня улыбнулась, подняла вуаль изящным жестом и поблагодарила Нестора взглядом, бирюзовым, как пояс Нага Первого дна. Плавно, в полном соответствии с моментом, вывела:

О, женщина, дитя, привыкшее играть

И взором нежных глаз, и лаской поцелуя,

Я должен бы тебя всем сердцем презирать,

А я тебя люблю, волнуясь и тоскуя!

Фея воспарила со стула с фиолетовой обивкой и двинулась к Нестору вокруг стола, декламируя и заламывая руки в театральном отчаянье:

Я в слабости, я в тленности

Стою перед Тобой.

Во всей несовершенности

Прими меня, укрой.

Не дам Тебе смирения,-

Оно - удел рабов,-

Не жду я всепрощения,

Забвения грехов,

Я верю - в Оправдание...

Люби меня, зови!

Сожги мое страдание

В огне Твоей Любви!

Нестор смутился от такого напора. Соня заметила и рассмеялась:

Она отдалась без упрека,

Она целовала без слов.

- Как темное море глубоко,

Как дышат края облаков!

А потом добавила от себя:

- Вы, Нестор Иванович, все равно так просто от нас не уйдете. Барышни в тоске, барышни в печали. Вам предстоит развеять этот мрак. Так что не напрягайтесь, и не будет больно.