Когда-то эти места наверняка были обитаемыми. Вот только когда? Неизвестные существа построили город, проложили дорогу и посадили гигантские деревья. Но теперь город опустел, а дорога превратилась в руины. Что все это значит? На обустройство планеты была потрачена уйма времени и энергии. А потом те, кто это создал, исчезли, причем перед уходом они позаботились о том, чтобы у всех чужаков, прибывших сюда из разных концов Галактики, не было ни единого шанса вернуться обратно. Корабль, приземлившийся в иной точке загадочной планеты, наверняка легко мог бы улететь прочь. Однако весь фокус заключался в том, что экипажи звездолетов ориентировались на наводящий луч, который специально посылали далеко в космос из белого города. Но с какой целью это вообще делалось?
На холмах вдоль тропинки все еще попадались примитивные дома, сложенные из каменных плит. Мы тщательно их обследовали, однако без толку: не обнаружили там вообще ничего, даже старого ненужного хлама. Очевидно, здания использовали как место стоянки на день или два. Но мы всегда ночевали на открытой местности, поскольку строения эти хоть и были простенькими, но ощущения вызывали весьма неприятные.
В пути постепенно – сам собой, без каких-либо договоренностей – установился следующий порядок: Тук передвигался в основном верхом, он был слишком нескладный и неуклюжий, чтобы идти пешком по пересеченной местности; мы с Сарой ехали на лошадках по очереди; Ух подгонял табун и был нашим бессменным замыкающим. Мы с Туком не то чтобы стали лучше относиться друг к другу, но постепенно как-то притерлись. Монах продолжал прижимать к груди свою дурацкую куклу и с каждым днем все больше погружался в себя. После ужина он садился чуть в сторонке, ни с кем не разговаривал и вообще как будто ничего вокруг не замечал.
Мы уже покрыли приличное расстояние, но до сих пор так ни к чему и не приблизились, просто углублялись в неизвестные земли, которые вроде бы выглядели безопасными, хотя, разумеется, все могло измениться в любой момент.
Как-то во второй половине дня мы вышли на очередную пустошь; сразу стало понятно, что эта местность абсолютно бесплодная и с виду более протяженная, чем все предыдущие. Поэтому, добравшись до более или менее плоского участка, мы сделали привал, хотя до наступления темноты оставалось еще часа два. Мы развьючили лошадок и сложили пожитки в кучу. Лошадки, по своему обыкновению, сразу отошли подальше от костра, они пользовались любой возможностью не видеть нас хоть какое-то время. Но беспокоиться было не о чем: Ух всегда за ними присматривал и, когда требовалось, приводил обратно. За долгие дни пути он стал для них кем-то вроде пастушьей собаки, с ним наш табун был в полной безопасности.
Разожгли костер. Сара принялась готовить ужин, а мы с Туком отправились на поиски топлива.
Возвращаясь обратно с охапками хвороста в руках, мы услышали испуганное ржание лошадок и стук их качалок. Мы побросали хворост и побежали к стоянке. Впереди уже замаячил костер, и тут из ложбины между холмами выскочили наши лошадки. Не разбирая дороги, они пронеслись через стоянку, превратив костер в фонтан искр и разбросав во все стороны котелки и кружки. Сара, к счастью, сумела вовремя отпрыгнуть в сторону. Лошадки мчались прямиком к тропинке, за ними – Ух. Он тоже развил приличную скорость и вполне мог настигнуть беглянок, но, оказавшись на стоянке, вдруг резко затормозил и повернулся к нам боком. Стоя на своих коротких и крепких ножках, Ух начал светиться – совсем как в тот раз в городе, когда лошадки вдруг решили на нас напасть. Его окутала голубая дымка, мир вокруг снова исполнил что-то вроде трехсекундной джиги, и лошадок подбросило в воздух; они кувырнулись над тропинкой, но все равно приземлились на полозья и помчались дальше. Когда они оказались на вершине холма рядом со стоянкой, Ух снова заискрился, однако лошадки, чем бы он ни пытался их сразить, уже перекатились на противоположный склон.
Ругаясь на чем свет стоит, я ринулся в погоню, но, когда добрался до вершины, беглецы уже были далеко и остановить их не представлялось возможным. Они мчались обратно в город.
Я стоял на холме, пока весь табун не скрылся из виду, а потом спустился на стоянку.
Вокруг дымились раскиданные лошадками головешки, пару котелков они изрядно помяли своими полозьями. Сара стояла на коленях рядом с Ухом: он бессильно лежал на боку и, прямо скажем, походил на призрак себя прежнего. Его тело вдруг стало каким-то зыбким и прозрачным, лишь наполовину материальным, как будто он хотел отправиться куда-то и застрял между двумя мирами.
Я подбежал к ним и тоже опустился на колени, а когда потянулся к Уху, признаться, даже подумал, что мои руки сейчас пройдут сквозь него. Но нет, мне удалось его поднять, правда весил он теперь вдвое меньше, чем прежде.
– Майк, – слабо прогудел Ух, когда я прижал его к себе, – я очень старался.
– В чем дело, Ух? Что с тобой происходит? Мы можем тебе помочь?
Он не отвечал. Я посмотрел на Сару, у нее по щекам текли слезы.
– О господи, – тихо всхлипнула она.