Братство: Возрождение

— А то что? И он и Самарин — два дерьмоеда. Всегда за спины прятались. За чужие! За наши! Ну, давай, Сэм! — заржал он мне прямо в лицо, видя, как я сжал кулаки: — Ударь меня — это же так просто, меня же держат, верно? Не отказывай себе в удовольствии — ответить-то я не смогу! Твой Весельчак таким же был — только и мог, что пленных бить! Ну?

— Отпустите его, — отойдя на пару шагов назад скомандовал я, чувствуя, как во мне начинает нарастать гнев — Весельчак, Самарин — да все, кто был и погиб на Жнеце, не заслуживали таких слов, какими бы подонками они не были при жизни: — Нож ему дайте. И мне, тоже.

— Святой Пью, — встав между нами, один из бойцов недовольно покачал головой: — Недостоин он такого. Позвольте мне прервать его недостойное существование.

— Так ты ещё и святой? — оскалился Джамбо, энергично разминаясь перед схваткой: — Ну ты и фрукт! Чем, каким бредом, этим-то дикарям ты башки забил, а?

— Замолчи, — замахнулся на него боец: — Святой Пью прошёл долгий путь и не тебе…

— Отойди, — покачал я головой: — За погибших я сам с ним посчитаюсь. Нож дай лучше.

Свою атаку он начал с широкого замаха — блеснувший в последних лучах заходящего солнца, клинок, как мне показалось — с шипением, рассёк воздух перед моей грудью, заставляя меня сделать небольшой шажок назад. Довольно хмыкнув, Джа, шагнул вперёд, делая выпад, но на сей раз отступать я не стал — ударив своим ножом я парировал его удар, и тут же, продолжая движение ткнул остриём ему в грудь, заставляя уже его отступить. Не давая ему опомниться, я снова ткнул ножом — на этот раз, гораздо успешнее — лезвие с хрустом вспороло ткань его бронежилета и, с неприятным звуком, проскрежетало по металлу брони.

Покачнувшись он снова отступил, и я, воодушевлённый своим успехом, бросился в атаку, хаотично тыча в него ножом. Под градом моих ударов он начал пятиться, и, сделав назад два или три шага, покачнулся, явно споткнувшись о какую-то кочку. Вскинув руки вверх Джамбо попытался сохранить равновесие, отчего я, уже торжествуя победу — нож в его руке бы далеко в стороне, торопливо сделал длинный выпад, метя ему в лицо.

Есть!

Он отчаянно взмахнул руками, стремясь найти в воздухе точку опоры — удача точно сегодня была на моей стороне — вкус и запах близкой победы окрылял меня, заставляя всё сильнее и сильнее тянуться к его лицу, но, в следующий миг, Джа, вместо того что бы рухнуть на землю, изогнулся, ударил рукой по моему ножу — клинок протестующе вскрикнул, напоровшись на металл наручня, а мою левую щёку обдало холодным ветерком, невесть откуда возникшим здесь, этим тёплым летним вечером.

Боль появилась парой секунд позже — вскрикнул я отпрянул, отчего он, хрипло рассмеявшись, рванул в атаку:

— Молись, Сэм! — выпад и я отступаю: — У тебя же, — его лезвие свистнуло у меня перед носом: — Позывной Поп, да? — с трудом отпрянув, я попытался блокировать его следующий выпад, но, в последний момент, лезвие развернулось, и, сменив направление движения, метнулось к моей шее — теперь уже я пятился, откинув корпус назад.

— Беги, девочка, беги, — прокаркал он, оскаливаясь и делая очередной выпад, от которого мне снова пришлось попятиться.

— Забавный ты, — Джа остановился, и, перекинув нож из руки в руку, пошевелил пальцами, разминая хват: — Ну умеешь клинком играть — чего полез-то? Но — дело твоё. Сам подписался. — вернув нож назад, он приподнял его на уровень глаз, нацелив остриё мне в переносицу и усмехнулся, делая короткий выпад: — В сортире…

Договорить ему я не дал, схватив нож ладонью, и чувствуя, как лезвие распарывает мне мякоть — броня прикрывала только тыльную сторону, я потянул его в сторону и вверх, стараясь не закричать от боли, когда металл начал распарывать мою плоть.

— …повешу, — на автомате продолжил он фразу, расширенными глазами глядя на струю крови, моей крови, потёкшей по ножу на его руку. Не дав ему опомниться, я, со всей силы ударил его снизу-вверх, в подбородок, но его голова дёрнулась — не заметить моё движение он не мог, и лезвие, распоров теперь уже его щёку, вошло, неожиданно легко, в его глазницу.

На несколько долгих секунд мы замерли неподвижно — я, сжимая окровавленной ладонью его нож чуть выше своей головы, и он — с моим уже ножом, ушедшим в его череп по самый ограничитель.

Первым, будучи не в силах терпеть терзавшую мою руку боль, отскочил я, выпустив из своих рук оба клинка. Джамбо простоял ещё секунд десять, а потом, не сгибаясь, прямо как срубленное дерево, повалился навзничь, устремив к первым звёздам свой единственно целый и широко раскрытый глаз.