Братство золотарей

Витя же спутал все планы. Юлия Семеновна тоже имела на бедолагу большие виды. Вознамерившись пополнить финансовые закрома, она посулила всем знакомым за умеренную мзду решить их сантехнические проблемы. Сашок ни одним флюидом и не подозревал, что попал в крутое рабство. Ему не из чего было выбирать. Дальше своего округа он не мог устроиться из-за лежачего старика-отца. Вот и носила его судьба кругами по Ярославке, по ДЭЗ’ам, в которых можно было работать по новой каждые два-три года. Ибо руководители сих учреждений не задерживались на своих постах долее этих сроков. К чему была такая причина, неизвестно, но Сашка она устраивала полностью, так как давала свободу маневра.

Сашок по своим человеческим качествам был не хуже и не лучше любого другого коллеги. Но в деловом отношении у него были большие проблемы. Никак он не мог освоить премудрости сантехнического дела. Его ставила в тупик любая, мало-мальски немудрящая закавыка. Вот потому он существовал в ДЭЗ’ах только на подхватах и этого с него было уже довольно.

Любая же самодеятельность обходилась ему стократными убытками, которые несли неосмотрительные жильцы и сам Сашок, возмещая нанесенный ущерб. Харицкая, умудренная администраторскими приемами, быстро смекнула, как обратить в свою пользу наличие в штате усеченного в профвозможностях сантехника. Юлия Семеновна частенько использовала форс-мажорные обстоятельства, из которых не вылезал Сашок, чтобы использовать его как даровую рабочую силу. Посылая его с кем-нибудь на халтурные работы, вроде установки в двухэтажном дачном доме системы водяного отопления, она оплачивала труды только одного наемщика. Сашок же трудился в счет покрытия очередного сантехнического ляпа. Харицкая понимала, что долго так продолжаться не может. Ее аппетиты простирались очень далеко, но не настолько, чтобы в один прекрасный день начальство узнало о систематических изыманиях из отпускаемых средств изрядных кусков в неконтролируемое ими финансовое пространство. Юлия Семеновна подозревала, что Сашок, хоть и туп по технической части, но в ушлости ему не откажешь. А потому он наверняка был осведомлен о тайной деятельности своей начальницы, с которой стал так тесно связан. Стоит ему только неосмотрительно упомянуть в своей компании во время пьянки о ее делах, как это непременно станет известно наверху. Тем более, что ожидалась крупная ревизия. Хотя запуганный Сашок до сего дня молчал, все это могло пресечься в любой момент. Припоминая известную догму – «жадность фраера сгубила…», она, как ни обидно было закрывать такую лавочку, чувствовала – пора…

Чтобы полностью спрятать концы в воду, Харицкая ждала удобного момента избавиться от Сашка. Но подлец Никонов, несмотря на определенные намеки, сделал все по-своему. Юлия Семеновна чуть было не сглупила от досады, решив немедленно применить административные меры в отношении наглеца!

Макарыч также затаил на Витю большую обиду. Предполагая воспользоваться благоприятной ситуацией, чтобы подоить проштрафившегося Сашка, он вознамерился брать с него отступного каждый месяц. Как ни обидно было, но в этот раз, когда долг гирей висел на вороту, претензия Макарыча к Сашку была весьма основательной! Когда Сашка можно было еще изрядно пощипать, обещая быструю реабилитацию по удержанию ущерба, этот Никонов, «скотина… мерзавец!», вытащил этого дурака из славной ямы. «Теперь пусть повкалывает за троих! Уж я-то его запихну во все дыры, вместо заболевшего Виталия, Алексея и непременно срочно уволенного Замараева!»

…Дверь долго не открывали. Стариков раздраженно выругался и снова вдавил палец в кнопку звонка. Наконец, за дверью женский голос еле слышно, полустоном, спросил:

– Кто-о?..

Стариков, еле справившись с досадой, что придется возиться со старухой в столь немощном состоянии, ответил:

– Откройте, пожалуйста, милиция…

Дверь открылась через минуту. В приоткрывшуюся щель глянуло на него изможденное болезнью лицо старухи.

– Что вам?

– Я из милиции… – Стариков сунул ей под нос удостоверение, на которое, впрочем, старуха не обратила никакого внимания.

Медленно повернувшись, она, опираясь на стену дрожавшей рукой, скрипуче сказала:

– Заходи…

В комнате, усевшись на стул, Стариков подождал, пока Сапрыкина уляжется на кровать, укрывшись до самого носа неопределенного цвета тряпкой. Она молча смотрела на Старикова. Ее сморщенное личико не выражало ничего, кроме мучительной застарелой боли. Стариков все понял и не стал тянуть время:

– Анна Ивановна, для дальнейшего расследования дела нам потребовалось уточнение некоторых обстоятельств. Они касаются дела, по которому вы проходили как потерпевшая шесть лет назад, в две тысячи первом году.

Сапрыкина натужно, с тяжелым придыхом через каждые два-три слова, тихо прошелестела:

– Нет моей доченьки… что мне с ваших вопросов… устала я просить… найти убийцу… никому это не надо…

– Мы делаем все, но и вам надо нам помочь.