Братство

— Кто ж так из тяжелого оружия лупит… Нежнее надо, ласковее, — проворчал Куклюмбер и начал поливать неприятеля из второго шестиствольника, уперевшись в паркет хвостом, чтобы мощная отдача не впечатала его в противоположную стену.

Степан покрутил в руках автомат, с криком высадил длинную предупредительную очередь в воздух. Пули срикошетили от потолка и чуть было не положили штурм-группу. Обойма опустела. Но журналиста уже охватил азарт, и недовольный клекот горгулий его не волновал. Это редкое чувство вседозволенности посещало его нечасто, но уж если случалось попасть во власть горячих эмоций, то море становилось ему по колено.

Степан отбросил автомат в сторону, выхватил из чехла закаленную в боях мухобойку и ринулся в атаку, перебегая от колонны к колонне.

Сзади раздался вопль тети Эммы:

— Прекратить огонь! Идиот на стрельбище!

Генагог выставил перед собой трезубец и бросился на помощь Степану. Но, добежав до первой колонны, он зажмурился и помотал рогатой башкой:

— Не могу! Сородичей моих ведь крошите! Приглянулся ты мне, Степан! И за жизнь поболтать с тобой забавно, и рок-н-ролл взлабнуть, но не могу я бесов бить…

— Жди тут! — успокоил его Степан.

Выскочил из-за колонны и с размаху впаял мухобойкой по лбу первому попавшемуся под руку краснорожему. Тот отшатнулся и моментально оказался в цепких когтях горгулий.

Снова захлопали выстрелы, коротко громыхнул шестиствольник, и очередь вспорола плиты рядом со Степаном. Несколько бесов пустились наутек, остальные задрали руки и сдались.

Куклюмбер плеснул нитроглицерина в чудом уцелевший средневековый кувшин и с воплем «Контрольная!» швырнул сосуд вдогонку улепетывающим бесам. За колонной шарахнуло так, что мебель в следующей комнате превратилась в щепу, а гигантская люстра грохнулась на пол.

Цоканье копыт отступающих рогатиков стихло. Генагог обреченно вздохнул. Степану были понятны его душевные терзания: режим режимом, а против родичей выступать — всегда противно.

Первый бой остался за отрядом тети Эммы. Главком распорядилась насчет пленных и подошла к журналисту. Строго зыркнула на него сверху вниз:

— И часто ты так в лобовую атаку ходишь?

— Как? — насупился Степан, потирая ушибленный локоть.

— Самоубийственно, — сказала горгулья.

— Если честно, редко, — признался он. — Вообще-то я уравновешенный.

— Угу, я видела, — нахмурилась тетя Эмма. — Еще раз увижу — сама пришибу. Так, кхе-кхе… Первый бой без потерь.

Штурмовые горгульи в предвкушении дальнейших схваток потягивали из фляжек виски и топорщили крылья.

— Как вы думаете, а Мох уже знает, что мы здесь? — виновато подал голос Степан.

— Не, он ничего не слышал. Мы ж почти не шумели, — саркастически заметил бобер, стряхивая с шерсти пыль. От животного несло дикой смесью чеснока и порохового дыма. — Где же вампиры? Я что, зря натёрся?

Тетя Эмма перезарядила в пулемете ленту и хмыкнула:

— Терпение, мой четвероногий. Замок окружен, и Мох наверняка понял, что слинять по-тихому хрен… кхе-пчхи! По-тихому у Моха свинтить теперь хрен получится. Сейчас он вампиров и пустит в ход, чтоб прорвать кольцо. Вот с ними, Степан, твоя мухобойка уж точно не поможет. Там близкий контакт чреват… кхе-кхе… заражением. Ясно?

— Ага, — послушно сказал Степан и поднял с пола автомат. Кое-как перезарядил магазин. — Ну что, когда выступаем?

— Покурим и сразу выступим… — сказала тетя Эмма и меланхолично глянула в узкую прорезь готического окна.

— Вы курите? — удивился журналист.

Горгулья глотнула «Джонни Уокера» и посмотрела на него. В ее старческом взоре была странная смесь упрека и сочувствия.

— С тех пор, как меня стал мучать этот х… хренов ларингит, — тетя Эмма с досадой сплюнула на пол, — я не сделала ни единой затяжки.

— Зачем же тогда сейчас опять начинать? — непонимающе спросил журналист.

— Ты толстокожий болван! — грубо вмешался в разговор Куклюмбер. — Неужели непонятно, что фраза про перекур была сказана для романтики! Война и пушки, гром и море и что-то там… бла-бла-бла-блум… на просторе… Тоньше должна быть душевная организация, тоньше. — Он сокрушенно покачал головой и добавил: — А ведь совсем недавно так классно лабал на гитаре…

Тетя Эмма впервые за все время с момента знакомства с бобром посмотрела на него с благодарностью.

А Степан, как ни старался, так и не сумел понять, какая романтика может быть в страшных, кровавых сражениях и при чем здесь перекур. Он решил пока не забивать этим голову. Одернул жилетку, вытер платком лоб и приготовился идти дальше.

Тетя Эмма спросила у разжалованного беса, куда двигать дальше. Апартаменты Моха, по утверждению Генагога, находились на верхнем этаже замка.

Выход к винтовой лестнице находился в конце коридора. На подъеме, как и предполагалось, штурмовую группу тети Эммы ждали новые неприятности.