Браво Берте

При соприкосновении с его ладонью вчерашнее ее состояние повторилось. Звукорежиссер включил запись. Георгий стал объяснять, как видит композицию танца, вместе с тем что-то показывать, они пытались отработать первые ее шаги и движения. Обладавшая от природы стопроцентным слухом, тончайше чувствующая музыку, она сейчас не попадала в ритм; ее словно стреножили, лишили координации, слуха, всяческой воли, оставили ей в пользование лишь глаза. Обостренным до болезненности зрением она видела, как Георгий всем не доволен, как ему все не нравится. Абсолютно все. В первую очередь, казалось ей, не нравится ему ОНА. Она сама. От такого наблюдения она впала в несвойственную ей беспомощность, почти в отчаяние. Он резко остановился, отпустил ее руку, крикнул наверх звукорежиссеру: «Выключите!» Шагнул к рампе, сказал сидящему в зале режиссеру:

– Я считаю это однобоким.

– Что именно? – напрягся режиссер.

– Женское многоголосье на сцене.

– Не понял, что-что?

– Все не то. Понимаете? Типичное не то.

У Берты помутилось в глазах, пересохло во рту.

– Нет, не понима-аю, – поднялся с кресла режиссер.

– Здесь не годится Далида. – Георгий продолжал стоять у рампы, спиной к Берте. Она неотрывно смотрела ему в спину, впервые ощущала себя песчинкой, которую подхватил и несет неведомо куда беспощадный ветер. Георгий заводился все больше: – Здесь нужен мужской голос. Согласен, не Серж Лама. Жак Брель. Завтра я принесу свою запись, мы попробуем под Жака Бреля.

– Зачем Жак Брель? – Режиссер взметнулся на сцену. – Насколько я помню, у него почти речитатив! – Заложив за спину неугомонные руки, он заходил от кулисы к кулисе. – Далида значительно мощнее, мелодичнее. Повторюсь, слияние голоса Далиды с внутренним страданием героини создадут небывалый накал чувств у зрителя!

– Черта с два! Не может, не должно тут быть никакого накала чувств. – Провожая режиссера взглядом, Георгий торопливо провел ладонью по волосам. – Тут нужен полный раздрызг. Отзвук лопнувшей струны, последний вздох, всхлип, хрип! Иначе где тот самый «нерв», на котором вы настаивали вчера?

Режиссер негодующе развернулся к Георгию:

– Танец – выношенное мной детище! Мы с вами понимаем «нерв» по-разному!

Берте, не первый месяц работающей с этим взрывным, раздражительным человеком, было очевидно, инициатива Георгия его бесит, он не привык к сопротивлению подобного рода, держится из последних сил. «О моем присутствии они, кажется, забыли напрочь, – решила она. – Очень хорошо, сегодня я не желаю больше репетировать, хочу оказаться дома, одна, в постели, под любимым верблюжьим одеялом».

Между тем Георгий не думал отступать:

– Да, по-разному, но почему вы решили, что вы правы? У Жака Бреля почти речитатив, согласен. В этом весь смысл! Его надтреснутый голос прозвучит отголоском страдания того, кто ее оставил. – Он махнул рукой в сторону Берты, на нее не оглянувшись. – Уехавший, не забывайте, тоже страдает, может быть, сильнее, чем она.

Режиссер сорвался:

– Вы, вижу, проникли в драматургию пьесы лучше меня?!

– Вы исключаете такую возможность? – Георгий шагнул навстречу режиссеру.

Берте показалось, сейчас они сцепятся как два бойцовых петуха. Но они внезапно застыли на расстоянии полуметра друг от друга. Повисла тишина, в которой прозревал момент истины. Про себя она восхитилась смелостью Георгия. Он словно почувствовал ее восхищение.

– Поинтересуемся мнением актрисы? – Повернувшись в ее сторону, с надеждой и напором он смотрел ей в глаза.

И, окрыленная его взглядом, хоть и не слышала исполнения Жака Бреля, она, вскинув голову, сказала, как умела, безапелляционно, с вызовом, с мгновенно вернувшейся к ней силой:

– Я считаю, нужен Жак Брель.

У режиссера от их общей наглости уехал в сторону левый глаз. Из последних сил он взял себя в руки, попытался вернуть глаз на место, глотнул воздуха для возражений, но Георгий не дал ему говорить:

– Я не люблю, когда судят, не видя результата. Я бы просил дать нам два дня. Всего два дня. И посмотреть готовый танец.

– Хорошо, – отчаянно махнул рукой режиссер, – в вашем распоряжении два дня. – Он то ли окончательно обессилел от спора, то ли вспомнил, что замена Георгию катастрофически отсутствовала. Сбежав со сцены, торопливо пошел к выходу. Не оглядываясь, поднял в воздух два пальца правой руки: – Два дня, не больше!