Браво-брависсимо

ВОЙНО. Конченный псих.

Из квартиры Михайловского доносится выстрел.

ЧК. Комната для допросов.

ТЁМА. Вы были у Михайловского?

ВОЙНО. Был.

ТЁМА. Отлично! Значит, это вы убили его.

ВОЙНО. Бог с вами!

ТЁМА. Нет, гражданин Войно-Ясенецкий, бог с вами. А с нами – пролетарское правосудие. Наконец-то, вы попались! Мотив налицо. Опыты Михайловского подрывали основы вашей религии.

В комнату врывается Капа.

КАПА. Михайловский застрелился.

ТЁМА. Какого черта? Кто тебя пустил? Какое твое дело?

КАПА. Во время выстрела я стояла с профессором во дворе. Я – свидетель!

В дверях уже стоит Петерс.

ПЕТЕРС. А мы и не сомневались, что профессор Войно не может быть убийцей. Просто у нас к нему на этот раз совсем другие вопросы. (Тёме) Проводите девушку до выхода. (Войно) Профессор, ваши родственники служили при дворе польских и литовских королей. Вы же не будете с этим спорить, было дело?

ВОЙНО. Ну, было, и что?

ПЕТЕРС. А то, что отец ваш дворянин и католик.

ВОЙНО (он вне себя). И что? И что?

ТЁМА (он вернулся). А то, что ты тоже дворянин, а значит неисправимая и на все способная контра.

ВОЙНО. Что опять будете шить?

ТЁМА. Твое священство, что ж ты по фете ботаешь?

ВОЙНО. Скоро у вас вся страна будет ботать. В чем вы меня обвиняете?

ПЕТЕРС. Вы обвиняетесь в создании контрреволюционной церковно-монашеской организации, ставящей целью свержение советской власти, в шпионаже в пользу иностранной разведки и преднамеренных убийствах больных во время операций.

ВОЙНО. Церковно-монашеской – это понятно. Убийства больных – тоже неплохо придумано. А вот шпионаж… Можно сразу узнать, в чью пользу, чтобы не ломать голову?

ТЁМА. Как в чью? Ватикана. Ведь твой отец католик. Зачем ты скрывал это?

Войно смеется. Смех его, сначала нервный, переходит в почти истерический хохот.

Петерс наливает в стакан воду из графина, подает Войно. Войно не берет. Тогда Петерс льет воду ему на голову.

ПЕТЕРС. На конвейер его.

Тюрьма.

Войно допрашивают методом «непрерывки», или конвейера. Следователи, сменяя друг друга, ведут допрос днем и ночью, не давая спать.

Войно заставляют стоять в углу. Он объявляет голодовку. От истощения и нервного переутомления часто падает.

У него зрительные и тактильные галлюцинации. То ему кажется, что вокруг него бегают цыплята, то он чувствует, что под рубахой у него шевелится змея. Цыплят он пытается поймать, а змею – сбросить с себя.

ТЮРЕМЩИК. По-моему, он чокнулся.

ДРУГОЙ ТЮРЕМЩИК. Точно, глючит.

ВОЙНО. Мне не в чем признаваться. Но вы меня замучили, я готов выдумать признания, только бы прекратились издевательства. Вас это устроит?

ТЁМА. Пиши. Может, что-то и пригодится.

ВОЙНО. Я объявляю вторую голодовку.

ТЁМА. А мы начинаем следующий «конвейер».

Наряженный шутом, Тёма врывается в комнату, где ведется допрос Войно.

ТЁМА-ШУТ. Старик с белой бородой, который сидит на облаке, это твой бог? И ты, материалист, веришь в такого бога? Твоего бога родила девственница без участия в этом мужика – и ты в это веришь? Твой бог навестил своего друга Лазаря, который был уже трупом, и оживил его, уже смердящего? И ты в это веришь? Твой бог любит людей и в то же время у него есть огненное место, где грешники, с точки зрения твоего бога, вечно горят и рыдают, что очень нравится твоему богу. Мелочный ревнивец, злопамятный деспот, женоненавистник, убийца детей и народов – это твой замечательный бог? Отвечай! Отвечай! Отвечай!

Войно закрывает глаза и затыкает себе уши.

ВОЙНО. Прекратите это святотатство! Хорошо, я подпишу любые показания, кроме признания в покушении на Сталина, но прежде мне нужно прийти в себя и хорошо поесть. У вас найдется кусок жареного мяса?

Войно приносят жареное мясо. Он просит нож. Ему приносят нож. Уставший от допросов Тёма дремлет за столом.

Войно пытается перерезать себе ножом височную артерию. Но нож оказывается совершенно тупым. Тема просыпается и начинает избивать Войно. Вбегают другие чекисты.