Бразилия. Футбольный карнавал

Барбоза сыграл за сборную страны 20 матчей. Для тех времен, когда национальная команда еще играла крайне редко, это был очень неплохой показатель. Из двух десятков поединков в четырнадцати были одержаны победы, две встречи были сыграны вничью и 4 матча проиграны. В своих двадцати играх за сборную Барбоза пропустил 22 гола. Один из них – трагически известный: за двенадцать минут до конца финального матча 16 июля 1950 года на «Маракане»…

После той трагедии Барбозу лишь один раз призвали в сборную. Это было три года спустя: в 1953 году на южноамериканском чемпионате в Лиме, куда он поехал уже резервным вратарем. И лишь единожды – 12 марта он вышел на поле (видимо, из-за травмы Кастильо). И хотя поединок был выигран 2:0, больше Моасира в сборной никто никогда не видел.

После знакомства с великим вратарем-неудачником, всякий раз, приезжая на очередной матч на «Маракану», я пытался увидеть старого вратаря, вечно занятого какими-то хозяйственными делами. Вид у него был всегда озабоченный и усталый. И ни разу не видел я на его лице улыбки.

Помню, как-то раз в перерыве между таймами мы столкнулись в узком переходе. Поздоровались. С привычной сноровкой незнатного человека темного цвета кожи, он отступил в сторону, пропуская меня.

Я остановился, протянул ему пачку сигарет. Он поблагодарил. Я поднес зажигалку. Он закурил. Мы помолчали, поглощенные таинством совместного наслаждения ароматным дымом. Потом сам собой начался разговор.

О чем можно говорить на стадионе? Естественно, о турнирной таблице, о шансах команд. О поле, которое оставляет желать лучшего. «Сколько мы ни стараемся что-то сделать с газоном, ничего не получается», – пожаловался Барбоза. И, понизив голос, оглянувшись, чтобы никто кроме меня, не дай бог, не услышал этого, поругал Абеларда Франсу, тогдашнего директора АДЕГ – администрации, управлявшей муниципальным стадионом «Маракана», за то, что он разрешает на стадионе массовые действа вроде музыкальных шоу или собраний многотысячных религиозных сект, безжалостно вытаптывающих поле, на котором потом спотыкаются и падают великие Пеле, Гарринча и Диди.

Поскольку я давно испытывал искушение каким-то образом расспросить Барбозу о матче, сломавшем его судьбу, то в ту минуту, по-братски окутавшись облаками вкусного дыма с этим седым, благожелательно настроенным и усталым человеком, подумал, что вот он, удобный момент, настал-таки, наконец! Хоть меня предупредили, что старик очень не любит говорить на эту тему. Замыкается в себе, поворачивается и уходит.

Не хотелось нарушать атмосферу взаимной (как не без самонадеянности мне казалось) симпатии, возникшей между нами, не хотелось привносить элемент бестактности в дружескую беседу. А тут разговор о качестве газона вроде бы давал мне неплохой шанс, и я, как бы к слову, невзначай решил поинтересоваться: а на чемпионате пятидесятого года, на новенькой «Маракане» поляна была наверное получше, чем сейчас?

Барбоза хмыкнул, затянулся поглубже. И пустив вверх струю сизого дыма, философски заметил, что «новенькой» в прямом смысле этого слова «Маракана» никогда не была. Ее ведь не достроили до конца.

«Да, да, сеньор, вы, может быть, не знаете, но она до сих пор недостроена. И тогда, в пятидесятом, поле засыпали кое-как. Наспех. Стремясь успеть к началу чемпионата. Конечно, таких ухабов, как сейчас, – он кивнул головой в сторону двери, ведущей на трибуну, – раньше не было. Но и газона настоящего, похожего на английский, у нас не было никогда».

Мы помолчали.

А потом он добавил: «После того финального матча Адемир мне говорил, что если бы не кочки в штрафной, он наверняка забил бы уругвайцам: где-то минут за пять до конца у него был очень хороший момент. Зизиньо выдал ему идеальный пас. Прямо под правую ногу. Адемир попытался ударить с полулета – после отскока, но мяч отскочил как-то неправильно, и Адемир не поймал его на подъем и пробил выше ворот».

Продолжая ковать железо, пока оно горячо, я философски заметил, что вот, мол, так иногда бывает: какая-то корявая кочка меняет курс мировой истории.

Мы еще покурили, повздыхали. Пришли к выводу, что футбол тем и интересен, что он непредсказуем. В частности, из-за состояния поля тоже.

Потом я наконец решился перевести разговор в интересующее меня русло и задал идиотский по своей наивности, но очень интересовавший меня вопрос: «А вам, конечно, трудно пришлось после матча?»

При этом я ощутил нечто такое, что, видимо, должен чувствовать военный хирург, вынужденный проводить прямо на поле боя ампутацию конечности без наркоза.

Старый Моасир улыбнулся, развел руками и пожал плечами: «А как вы думаете? Проиграть чемпионат мира. По твоей собственной вине. И мало того, что ты сам считаешь себя главным виновником. Все, абсолютно все тебя считают таким».

Я возразил, сказав, что с точки зрения тактики игры вратаря Моасир Барбоза действовал в том эпизоде совершенно правильно.