– Короче говоря, вы считаете, что главная беда бразильского футбола – в плохом руководстве, в неправильном отношении к своим обязанностям клубных чиновников и администраторов?
– Да, именно так. Звезд на поле у нас по-прежнему хватает, играть мы не разучились, а вот руководить футболом, похоже, уже не умеем, как раньше.
Дойти до шкафа
…Я почувствовал, что он устал. На лбу у него выступили капли пота, он стал дышать тяжело, стало ясно, что нужно закругляться. И я задал последний вопрос:
– Итак, Диди, вы всего добились в жизни, о чем мечтали, к чему стремились?
– Да, грех жаловаться, как говорится. Я много играл, а уйдя с поля, много работал. И всегда это делал с удовольствием. У меня еще неплохое здоровье, хотя и имеются эти проблемы с позвоночником, но надеюсь, что скоро пойду на поправку. Все остальное у меня в порядке: семья, жена, дочери и внуки. Все хорошо.
– В таком случае мне остается только пожелать вам скорейшего выздоровления. Я еще раз прошу прощения за то, что… – начал я традиционную формулу благодарности и встал, доставая фотоаппарат, чтобы сфотографировать его. – Если вы не возражаете, я хотел бы снять вас у шкафа с вашими трофеями. Вы не могли бы подойти сюда? – кивнул я головой в сторону шкафа.
– Пожалуйста, конечно, – сказал он и поднялся, опираясь на палку. Тяжело, с трудом поднялся, посмотрел на шкаф, словно измеряя дистанцию, которую ему предстоит преодолеть. В эту минуту я было подумал, что именно таким взглядом он когда-то окидывал поле, прежде чем послать свой «сухой лист» в точку, известную только ему самому… И только-только мелькнула у меня в голове эта мысль, как вдруг ноги у Диди подломились, и он рухнул обратно на стул!
И улыбнулся виновато. И развел руками: ничего, мол, не поделаешь…
– Ладно, ладно, не надо никуда подходить! – испуганно сказал я, безуспешно пытаясь поддержать его.
– Так получается иногда, когда долго сидишь, – он как-то смущенно пытался оправдаться. – Ноги затекают…
– Да ничего, – сказал я. – Сидите, пожалуйста!
Но Диди сделал усилие, расправил плечи и встал, преодолевая себя.
Я не знал, куда деваться от стыда: заставил инвалида подниматься, да еще хромать к этому проклятому шкафу!..
– Надеюсь, – наигранно бодрым голосом, как и положено с тяжелыми больными, сказал я, – что когда через полгода снова приеду сюда и навещу вас, чтобы вручить опубликованное интервью, которое сегодня у вас взял, вы уже окончательно восстановитесь?
– Ну, я думаю, что это будет гораздо раньше. Ведь у меня впереди масса дел.
– Я желаю вам скорейшего выздоровления… – Я тянул все ту же наивно оптимистическую мелодию, пытаясь как можно быстрее закруглить эту беседу, столь утомившую его. В тот момент я с жалостью подумал про себя, что шансов на выздоровление у него, видимо, не так уж и много. Ну, какие могут быть «творческие планы» у старика, только что перенесшего тяжелейшую операцию на позвоночнике?
И тут-то совершенно неожиданно и, видит бог, без всякого к тому приглашения с моей стороны Диди вдруг заговорил о своих «творческих планах», о которых, как мне казалось, у него уже не нужно было бы спрашивать.
А я, открыв от восхищения и неожиданности рот, благодарил небо за то, что еще не выключил диктофон. Я услышал потрясающее откровение, о котором никто нигде еще не писал, никому, по-моему, это не было еще известно. И только ради того, чтобы услышать такое из уст Диди, стоило пересечь океан и три континента.
Футбол двадцать первого века