Бразилия вчера и сегодня

Иной точки зрения придерживается известный буржуазный социолог и экономист Элио Жагуарибе. Он считает, что если в период империи экономическое и политическое господство находилось в руках аристократической олигархии, то после установления республики к власти якобы приблизилась мелкая городская буржуазия. Ввиду слабости последней центральное правительство, по мнению Э. Жагуарибе, не могло преодолеть давление буржуазно-помещичьих кругов и по существу «защищало статус-кво, что способствовало сохранению господства олигархии»^{35}. Государство стремилось представлять как интересы буржуазии, так и аграрной олигархии, сглаживать противоречия между ними, но не могло руководить общественным развитием^{36}.

Эту же идею проводит бразильский юрист и социолог Ж. К. Оливейра Торрес. Всевластие местных олигархий, по его мнению, существовало независимо и как бы параллельно с официальной центральной властью, причем последняя «имела в своем распоряжении лишь два средства для поддержания собственного авторитета в стране — армию и национальный телеграф»^{37}. Устойчивость бюрократической элиты при таком положении полностью зависела от ее умения лавировать между различными буржуазно-помещичьими кланами.

Точка зрения Э. Жагуарибе и Ж. К. Оливейра Торреса разделяется и другими историками, которые, правильно отмечая многие аспекты, все же, на наш взгляд, искусственно отрывают экономическую власть от власти политической, полностью отделяют бюрократию от ее социально-классовой основы. Такие ситуации в принципе возможны, но они носят временный характер.

Основоположники марксизма-ленинизма дали глубокий анализ подобных явлений, обобщив их термином «бонапартизм». Бонапартистский режим обычно возникает тогда, когда основные борющиеся между собой социальные и политические силы находятся в состоянии относительного равновесия. Правительство в этих условиях получает некоторую возможность действовать автономно, проводить, так сказать, «надклассовую» линию в политике^{38}. Но такие эпизоды носят преходящий характер, они не могут продолжаться долго.

Если с этих позиций обратиться к характеристике политической ситуации в Бразилии после свержения монархии, то никакого равновесия социальных сил мы не увидим. Преимущество полностью сохранялось за кофейной буржуазно-помещичьей олигархией. Основная борьба за власть развертывалась не между помещиками и буржуазией, а между буржуазно-помещичьими группировками разных штатов. Их силы на некоторых этапах действительно уравновешивались, в результате чего центральное правительство имело известную возможность для маневра, но только в узких рамках буржуазно-помещичьего консервативного курса.

Буржуазия в конце XIX — первой четверти XX в. лишь формировалась как класс и поэтому еще не имела собственной политики общенационального масштаба, чаще всего играя роль политического довеска в межрегиональном соперничестве. Вплоть до 30-х годов опа не вступала в борьбу за власть как самостоятельная социальная сила. Это объяснялось еще и тем, что после отмены рабства интересы буржуазии и кофейных плантаторов-предпринимателей во многом совпадали.

Тем более ошибочно считать, как это делает Э. Жагуарибе, что власть в республике с самого начала захватила мелкая буржуазия. Свержение абсолютизма в ноябре 1889 г. и участие высшего офицерства в выработке наиболее важных политических решений республиканского правительства не означают, что мелкая буржуазия стояла у руля государства. Генералитет фактически защищал интересы господствующей буржуазно-помещичьей кофейной олигархии; что же касается мелкой городской буржуазии (ремесленники, торговцы, владельцы небольших мастерских и т. д.), то она, хотя и получила после свержения монархии свободу для частного предпринимательства, была крайне далека от политики, а тем более от государственной власти.

Буржуазно-помещичья олигархия Сан-Паулу и Минас-Жераиса не выпускала из своих рук общее руководство, в зародыше подавляя все поползновения посягнуть на ее монополию власти. Одним из существенных условий такого могущества являлся союз «паулистов» и «минейрас» между собой и с английским финансовым капиталом.

Бразильский историк-марксист Р. Фако справедливо подчеркивал: «С момента установления республики и до победы вооруженного движения 1930 г. в стране фактически господствовала единственная партия, партия латифундистов (следовало бы сказать: кофейной олигархии. — Б. К.). Буржуазия добилась некоторых успехов, в какой-то степени участвовала в правительстве, но ей не удалось подорвать политическую силу крупных земельных собственников»^{39}.

Действительно, абсолютное господство буржуазно-помещичьей кофейной олигархии и засилье иностранного (в основном английского) капитала являлось определяющим фактором социально-экономического и политического развития Бразилии в конце XIX — начале XX в.