Бремя

Той ночью Ванесса долго не могла уснуть, странное видение никак не покидало ее. А под самое утро очутилась в очень древней стране, на площади, где в чрезвычайном волнении и ожидании собралось много народу, и люди говорили на разных языках, но, как ни странно, каждый из них она понимала, как свой родной; тысячи голосов возвещали об одном и том же, чрезвычайно важном, — что ожидается прибытие Великого Царя, хотя никто не знал: ни когда, ни откуда Он появится, и включенная в общую атмосферу радости, наполненная, как и все вокруг, чувством общности, Несса оглядывалась по сторонам, искала с замиранием сердца Того, Кого не видя ни разу в жизни, уже любила, как ей казалось, и знала, не разумом, а каким-то давним, полузабытым опытом, и вот — толпа зашумела громче, возбужденнее, и открылись вдруг неизвестно откуда взявшиеся резные, в золоте, ворота, и в них на молодом ослике въехал в город совершенной красоты Наездник. Лик Его сиял необычайным светом, и угадывались в Нем мягкие и светлые черты Льва Николаевича Мышкина, а одежды пылали алым — до такой степени, что зажигали свечи в руках многих. Неиспытываемая прежде сопричастность со всеми и всем овладела Нессой — чувство, так похожее на пронзительную жалость — ту жалость, которая в русских сердцах равняется любви и без которой, говаривала мудрая Васса, человек все равно что труп ходячий — пуст и тленен.

Глава 25Электрошокотерапия

Посвящается жертвам безнравственной психиатрии.

Все утро Несса ждала, пока ей разрешат выйти в сквер. И когда санитарка появилась в дверях палаты, она уже сидела на кровати в легком своем пальто поверх больничной робы.

— Миссис Файнс, вам придется остаться в боксе. Доктор отменил прогулку. Он хочет видеть вас во второй половине дня.

Ванесса не верила тому, что слышала. Нет, этого ни в коем случае нельзя допустить. Как это не разрешено: кто может запретить ей выходить? Ведь она должна, ей просто необходимо встретиться с Мышкиным: он будет ждать ее на скамейке, и их встреча состоится, во что бы то ни стало... Не обращая внимания на массивную санитарку, продолжающую стоять в проеме и скучно наблюдающую за ней, Ванесса встала и начала ходить взад и вперед, чувствуя, как беспокойство и злоба нарастают в ней с каждой минутой. Как получилось, что она попала в этот капкан? Кто утащил ее, родившуюся в ясном краю с молочными реками и кисельными берегами, в этот страшный частокол теней, призраков и сумасшедших? Никто не вправе закрыть ее в душных стенах и не пускать на улицу. Ведь она — не животное. Но они, наверное, думают, что она — уже и не человек? Щепоть бесполезной человеческой трухи, который просто на всякий случай нужно изолировать, заточить в клетку и зазомбировать лекарствами? Ярость, какой раньше она никогда не испытывала, закипала в ней. Надо что-то предпринять. Непременно что-то надо предпринять. Несса остановилась, обдумывая вызревающую идею, и потом двинулась прямо на санитарку, забыв о ее размерах. Та, расставив грузные ноги, предвидя нападение, приготовилась к схватке. И тут Ванесса с удивлением обнаружила, что только обвисшим, необъемным телом санитарка напоминала женщину, лицо же у нее было мужским, грубым, с крупными черными папилломами, облепившими, как мухи, коричневые щеки. Как она не разглядела этого раньше? Нессу замутило.

— Сэр, простите, мэм… мне необходимо выйти на улицу, — произнесла она с расстановкой, стараясь не сорваться и не совершить непоправимое. — Прошу вас, меня там ждут.

— Вам не позволено, мадам.

— Почему? Почему не позволено? Врач сказал...

— Вчера вечером вас перевели на новый режим, мадам. Вам не разрешено выходить до встречи с доктором. Он сам вам все объяснит.

— Мне никто не может запретить выходить. Это мое право. Я здесь — не в заключении, — и уже не сдерживая себя, Несса резко двинулась вперед и тут же толкнулась в могучую преграду.

Санитарка даже не сдвинулась с места и с выражением неопределенного интереса, в котором мелькнуло что-то вроде скрытого удовольствия, будто от непозволительной азартной игры, правой рукой уперлась в косяк, а левой нажала на кнопку на панели. Не прошло и минуты, как набежали еще охранники и санитары, обступили, потащили, поволокли. И потянулись над запрокинутой головой низкие потолки, расплываясь прямо на глазах мутными пятнами немого страха... А потом все потемнело, онемело. Единственное, что она ощутила перед погружением в полный мрак, был лихорадочный озноб во всем теле, словно обжигающими кусками льда кто-то обложил легкие и сердце.

Время потекло куда-то мимо, оставив ее (в который раз!) позади. Действие инъекции продолжалось неопределенно долго, а потом перешло в липкую, пластилиновую полудрему со слипшимися же, безобразными сновидениями.