Только после полуночи пришел долгожданный сон, но не принес успокоения. Тысячи безликих, облаченных в черное мечников нападали на Экроланда со всех сторон, а он с ужасом глядел на себя словно со стороны и видел, что перед лицом смертельной опасности не только безоружен, но и вовсе гол. Одной рукой прикрыв глаза, другой — заслонив срамное место, он напрягся в ожидании ударов и… проснулся от стука. Престон с волнением в голосе доложил, что прибыл гонец от самого Наместника.
На дворе стоял хмурый ночной час, когда темное небо лишь слегка окрасилось на востоке бледной зарей. Поеживаясь от холода, рыцарь торопливо натянул штаны и рубашку, зашнуровал сапоги и набросил на плечи плащ, подбитый мехом. Наскоро ополоснув лицо ледяной водой из ведерка, стоявшего в углу спальни, Экроланд поторопился в гостиную, куда Престон отвел гонца.
Он почти не сомневался, что гонец доставил известия о казни Вила. У рыцаря невольно сжались кулаки. Что, если он действительно мертв? Сегрик дорого заплатит за эту смерть… Экроланд вспомнил статную, величавую жену Вила и высоченных дочерей, получивших в наследство от родителей не только рост и золотые волосы, но и ясный, пытливый ум. Нет, он не найдет в себе сил сказать им о смерти их любимого отца и мужа!
Гонец даже не присел. Казалось, Престон внес его в гостиную, прислонил к стене, да так и оставил. Человек Наместника не заинтересовался ни безделушками, стоящими на полках, ни книгами в шкафах. Он стоял, привалившись к косяку двери, и равнодушно смотрел рыбьими глазами на вошедшего рыцаря.
Отлепившись от косяка, он подал Экроланду запечатанное письмо, прошелестел слова прощания и поспешил откланяться.
С легким хрустом треснула восковая печать с изображением кошки — давнего символа Вусэнта. Развернув бумагу, Экроланд просмотрел письмо. Про Вила Наместник ни слова не написал. У рыцаря отлегло от сердца, и он более внимательно прочитал послание.
Тон письма оказался любезным и даже в некоторой степени теплым, словно Наместник адресовал его любимому племяннику. В изысканных выражениях он просил Экроланда прибыть к нему на аудиенцию.
Рыцарь запустил пальцы в волосы и призадумался. Зачем правитель вызывает его к себе? По некоторым признакам он понял, — дело отнюдь не в варваре. Вероятно, речь идет о каком-нибудь поручении. Разумеется, оставлять без внимания подобную просьбу-приказ невозможно.
Утро только начиналось, а в Медовых Лужайках уже бурлила жизнь. Тим спешно стряпал завтрак, Аткас готовил к дороге Стролла и Солемну, а Престон начищал парадные доспехи рыцаря. Эста, поднявшаяся с первыми лучами солнца, подумала, что неспроста в доме царит подобная суета, и решила разбудить свою хозяйку.
Дженна с трудом разлепила глаза. Ей тоже спалось так себе, но заснуть она сумела куда как быстрее рыцаря. После сбивчивого рассказа Эсты о таинственном гонце и приготовлениях рыцаря к отъезду, с нее сон как рукой сняло.
Вбежав в столовую, она увидела, как Экроланд спокойно завтракает.
— Сэр Эри, что случилось? — тревожным тоном обратилась она к нему.
Рыцарь провел по губам салфеткой и поднялся, отодвигая стул:
— Ничего страшного. Зря ты поднялась ни свет ни заря. Меня желает видеть Наместник. Пока сложно сказать зачем, но уж точно не в связи с драконами.
При этих словах на его губах появилась легкая улыбка, а во взгляде, брошенном на ведьму, читалась насмешка и снисходительность. Дженна надулась и присела на краешек стула. Видно, рыцарь теперь будет припоминать ей этот случай до конца дней! С растерянностью она следила, как Экроланд набрасывает на плечи плащ, поправляет стальную брошь у горла. Только слегка дрожащие руки выдавали его волнение.
Девушка хотела еще что-то сказать, но вместо слов из ее рта вырвался сладкий зевок. Рыцарь еще раз улыбнулся и, подойдя вплотную, положил руки ей на плечи. Молвил:
— Иди досыпать, малыш, — в этих трех словах сквозила непривычная нежность. — Мы, верно, к обеду уже вернемся. Придумайте с Тимом какой-нибудь изысканный деликатес к столу.
В открытую дверь ворвался прохладный сквознячок, а через минуту по дорожке, ведущей к воротам, процокали копыта лошадей. Экроланд уехал.
Дженна снова зевнула и решила, что ей не мешает поспать часок-другой. Вряд ли рыцаря и оруженосца подстерегают во дворце какие-нибудь опасности. Приподняв подол домашнего платья, она стала подниматься по лестнице, предвкушая, как упадет в объятия теплой кровати, как закутается в пуховое невесомое одеяло, а мягчайшая подушка примет тяжесть ее головы.
Раздался стук трости. В последнее время госпожа Сакара не могла ходить без опоры: старческая слабость одолела ноги. Дженна присела перед старухой в небрежном реверансе, чувствуя, как приметливые глаза замечают каждый штришок в ее внешности: и наспех расчесанные волосы, и сбившуюся набок пряжку на поясе платья, и сонное лицо.
— Постыдилась бы в таком виде на люди являться, — пробормотала госпожа Сакара.