Бремя чести

Благополучно миновав предгорья, они подъезжали к рудникам. Горная дорога прихотливо вилась по телу горы, спиралью возносясь над пропастью. Камешки, вылетавшие из-под копыт коней, падали вниз, вызывая к жизни глухое эхо. За этой дорогой явно следили: кое-где подсыпали камней, скрепляя их известковым раствором; часто разгребали завалы, — ни один из них не задержал отряд; ростки деревьев, способные в будущем раздробить дорогу корнями, выкорчевывали. Помимо хорошего состояния, дорога удивляла и шириной: по ней не было нужды ехать гуськом друг за другом.

Рыцари вырвались далеко вперед и изредка перебрасывались короткими фразами, а Слэм и Аткас проводили время в занимательных беседах. Так, глядя на самый высокий пик, вершина которого пронзала облака и гордо высилась над ними, Слэм задумчиво сказал:

— Есть легенда, что на высочайшей в мире горе растет цветок, который охраняют духи ветров. Тот, кто умудрится добыть этот цветок, станет самым счастливым человеком на Роналоре, получит все, о чем мечтал. Хотя одна знакомая жрица Майринды как-то сказала мне, что если это правда, и кто-то сорвет такой цветок, то он станет самым несчастным в мире, поскольку ему не о чем будет мечтать и не к чему стремиться. Глупая, одним словом. Много она понимает!

— И что, он прямо там растет? На голой скале? — Аткас задрал голову. — Не вижу я что-то никаких духов ветра. Спят они, что ли?

— Понимаешь, еще не известно, какая гора выше всех остальных. Возможно, она вообще находится где-нибудь в Эсмалуте. Ну а что до духов, то мне кажется, они днем не видны. Полагаю, увидеть их можно только после заката, так что, если б мы проезжали тут в полночь, я уверен…

— Ух ты! Это орел там, господин Дол? — перебил его Аткас, указывая на парящую в вышине точку.

Слэм пригляделся, приставив ладонь козырьком ко лбу. Его глаза изумленно расширились:

— Эй, глядите-ка, да это никак гном!

Экроланд и Сегрик услышали возглас рейнджера и тоже подняли головы, присматриваясь. Солнце слепило глаза, мешало разглядеть, что там летает над ними.

— Да тебе показалось, — недоверчиво сказал Экроланд. — С чего это гномам парить в небесах? Они же не птицы! У них крыльев нет.

— Ого, а и вправду что-то такое похожее! — воскликнул Сегрик. — Я и бороду вижу, и куртку! Ничего себе!

Они проводили глазами парящего гнома, и некоторое время изумленно молчали.

— Воистину чудесные дела творятся здесь, в Вишневых горах, — наконец, глубокомысленно изрек Слэм.

Сегрик и Экроланд переглянулись, и на их лицах появилось озабоченное выражение.

— Аслатин, — сказал Экроланд, и Сегрик кивнул, пришпоривая лошадку.

Слэм хлопнул себя по лбу и знаком велел Аткасу поспешить за рыцарями. Юноша растерянно повиновался.

— Ну конечно! И как я, старый дурак, не догадался! Аслатин, вот оно в чем дело…

— Мастер Дол, — робко спросил Аткас, — может, вы объясните мне, что к чему? Я, признаться, ничегошеньки не понял. Что это был за летающий гном? При чем тут аслатин? Хозяин аж с лица сошел!

— Ну, парень, откуда ж тебе такие тонкости знать. Да я и сам, признаться, слышал про сие явление лишь однажды… Видишь ли, если растолочь аслатин в порошок и съесть его — даже самую малость! — то он даст небывалую магическую мощь тому, у кого ее нет от природы. А тому, кто обладает Силой в малой степени, он ее усилит многократно.

— Что-то не слышал я, чтобы маги аслатином питались, — недоверчиво сказал Аткас, на всякий случай оглядывая небо в поисках еще больших чудес.

— Да в том-то и соль, что у настоящих магов способности и на йоту не возрастут! Аслатиновый порошок воздействует только на обделенных волшебной Силой.

Брови Аткаса сдвинулись, он переваривал сказанное:

— Значит, стоит мне съесть щепотку этого порошка, и я стану всесильным?

— В точку. Вот только очень легко стать от него зависимым. Тут, понимаешь, такая закавыка… Всемогущество развращает любого, особенно же того, кто не владеет Силой с детства. Даже самые умелые маги стали такими благодаря упорным ежедневным занятиям, им не надо рассказывать, как важно держать себя в узде. И еще: аслатин постепенно убивает. Он выжигает внутренности, но так, что не заметишь, пока не будет слишком поздно.

— Б-р-р, — вздрогнул Аткас, — наверное, сложно не заметить, что у тебя кишки жгутся!

— Вот тут проявляется еще одно коварное свойство аслатинового порошка: когда его проглотишь, он обезболивает любые раны, и внутренние в том числе. Но как только действие порошка кончается, само собою, тебя скрючивают дикие боли в животе. Чтобы приглушить их, надо принять еще порошка… И еще. В этом-то и кроется подвох.

— Вы так говорите, мастер Дол, словно его пробовали, этот аслатин, — сказал Аткас.

И моментально получил затрещину, да такую, что из глаз искры посыпались. Он еле удержался в седле.

— Не дерзи старшим, — нравоучительно сказал Слэм. — Говори, да не заговаривайся! Я тебе не Эри, тот любую наглость способен стерпеть.

Аткас слабо улыбнулся и про себя поклялся отныне придерживать язык за зубами в присутствии Слэма.

***