— Единственные люди, находящиеся в данный момент здесь, это Сегрик и твой оруженосец, Эри! — жестко сказал царь и повернулся к стражнику. — Кто из них? Мальчишка или рыцарь? Да, и где он?
— Это молодой человечек, — отрапортовал тот. — Он схвачен и брошен в тюрьму.
— Уверен, что произошло недоразумение, — попытался вмешаться Экроланд. — Аткас не стал бы даже пытаться совершить столь безумный поступок…
Холод царского взгляда оказался похлеще любого лютого мороза:
— А вот это уже мне решать. Доставьте пленника в тронный зал. Я хочу знать, что именно произошло в Храме.
***
Толлирен, насупившись, сидел на троне и хмуро взирал на происходящее вокруг. Временами его лицо разглаживалось — он напоминал себе, что его любимая дочурка, его кровиночка спасена и никакая опасность в мире не способна более причинить ей вред, но потом царь переводил взгляд на подсудимого и легонько вздыхал. Человечий юноша принес в подгорный город смятение и страх, его следовало сурово наказать, но при этом не обидеть давнего друга, Экроланда. Задача оказалась не из простых, поэтому Толлирен пообещал себе судить как можно более беспристрастно.
В зале собралось множество гномов, а люди возвышались среди них, как высоченные ели над лесным кустарником. Возле дверей скопились любопытные слуги и стражники, в середине же стояли только родовитые гномы.
Несмотря на обилие народа и тихий гул от десятков перешептываний, звонкий голос Галдрина долетал до самых дальних углов тронного зала. Гном испытывал сильнейшее волнение и то и дело запинался под пристальными взглядами окружающих, но очень толково рассказывал, что стряслось с ним и Аткасом до злополучной попытки украсть секиру.
Виновник переполоха, Аткас, сидел на стуле неподалеку от трона и был бледным, как мел. Его руки плотно охватывали дорогущие аслатиновые наручники, которые оказались немилосердно тяжелыми. Пальцы затекли и почти ничего не чувствовали, только изредка по ним пробегали мурашки. Юноша повесил голову и мучительно раздумывал, каким образом выбраться из этой передряги если не свободным, то хотя бы живым. Вокруг себя он видел множество враждебных лиц, их вид не сулил ему ровным счетом ничего хорошего. Будь у него возможность заключать пари, он не поставил бы на себя и медной монетки.
Еще Аткаса очень смущал стоявший неподалеку Сегрик. Рыцарь старался обособиться от толпы гномов и брезгливо морщил нос, когда чувствовал пряные ароматы гномьей парфюмерии. В сторону Аткаса он не смотрел, но юноша необыкновенно четко чувствовал его недружелюбное присутствие. Будь судьей не Толлирен, а Сегрик, исход был бы ясен.
Единственные, кто оставался спокойным, были Слэм и царевна, неизвестно как миновавшая навязчивую опеку своей горничной, Лайсы, и пробравшаяся на этот импровизированный суд. Экроланд сочувственно внимал Галдрину и ни разу не обернулся на своего оруженосца.
— …Он выглядел таким растерянным в толчее у лавок, таким потерявшимся среди нас, что мне стало его жаль! Я подумал, что мы многое можем рассказать друг другу, ведь мне столь редко доводилось бывать в верхнем мире, а ему — спускаться в наш мир… Поэтому я пригласил его с собой в таверну…
Когда Галдрин рассказал, что Аткас, не моргнув глазом, раскрыл причину приезда людей, Сегрик чуть не рванулся на юношу с кулаками. Аткас уже сжался на своем стуле в ожидании града ударов, но Экроланд твердо придержал Сегрика за локоть.
— …Еще он сказал, что поехал с сэром Эри из-за денег, что никогда не хотел стать рыцарем, и что он обманывал его. Он сказал, что он… м-м-м… трус, и никогда не изменится.
— Трус! — повторил хор изумленных голосов. Среди гномов считалось, что хуже признания в трусости может быть лишь признание в убийстве собственной матери.
Аткас заалел как маков свет и боялся кинуть лишний взгляд на рыцаря. Тот, впрочем, сочувственно продолжал кивать при каждом слове гнома, не выказывая признаков раздражения или неудовольствия.
— …Я стал оглядываться, но его нигде не было. И тут я увидел, как открывается проход к секире! Вы можете себе представить, Ваше величество, как сильно я удивился! Эта дверь была закрыта наглухо сотни лет! К счастью, почти сразу появились стражники, обладавшие волшебным зрением, и потому легко скрутили мерзавца. Я так и не понял, почему человек так поступил. Я не знаю, как он стал невидимым!
— Это был уход в тени, Ваше величество, только необычайно глубокий, — объяснил стражник, который сообщил царю о случившемся. — Но если вы желаете знать мое мнение, то я вам вот что скажу: этот человек — самый обычный вор, да и приспешник Темного, к тому же. Казнить его, и все дела!
— Я полагаю, — сказал царь, поднимая руку — Экроланд хотел что-то сказать, — я полагаю, что в городе хватает более доступных ценностей, чем наша реликвия. Почему ты захотел именно ее, Аткас?
— Отвечай! — прошипел стражник, стоявший позади стула, и пребольно ущипнул железными пальцами Аткаса за бок.
Юноша едва удержался от вскрика и поторопился ответить, хотя язык ему не подчинялся: