Бремя империи

Кивнув, Али ушел к дому, возле которого располагалось уличное кафе, о чем-то переговорил с хозяином, через несколько минут вернулся с тарелками, на которых было странного вида кушанье…

— Это что такое? — подозрительно спросил я.

— Мусака. Остальное чуть попозже принесут. Вкусно, пробуй…

Подождал, пока Али начнет есть первым, затем попробовал и сам. Необычно, конечно, — но вкусно…

— Что делать будем? — спросил Али, когда от мусаки остались одни воспоминания, а нам принесли горячий, невероятно крепкий, заваренный по-турецки кофе…

— Так это ты мне скажи, Али, — ты же правоверный. Вот и скажи — где может спрятаться другой правоверный в городе, где у него нет дома…

— Да где угодно…

— Да не где угодно. Где угодно нельзя. Нужно место, где его всегда приютят, где его никто не выдаст…

— Постой-ка… — Али отставил чашку — кажется, я понял. Ты натолкнул меня на мысль!

— Какую?

— Он прячется в мечети! Конечно же, в одной из мечетей! Идеальное место! С одной стороны — туда не войдут ни полиция, ни кто другой, не являющийся правоверным мусульманином. Есть мечети, являющиеся историческими памятниками, туда пускают неверных за плату — но во многие мечети неверным вход закрыт!

— Тише! — сказал я, останавливая разгорячившегося Али. — Говори тише, мы на улице.

— Если так разобраться… — Али перешел на шепот, — то это может быть только мечеть. Согласно хадисам [48]любой мусульманин, оказавшийся в чужом городе и которому некуда пойти и негде переночевать, имеет право переночевать в мечети. Ни один мулла, как бы он к кому ни относился, не имеет права закрыть в такой ситуации дверь перед правоверным. Кроме того — через мечеть постоянно проходят толпы верующих, во время намаза [49]можно передать деньги, инструкции, согласовать действия. И никто ничего не заподозрит. Идеальное укрытие!

Я подумал. Ничего другого в голову мне не приходило — значит, нужно было отрабатывать предположения Али.

— И как проверить мечети?

— Никак! — отрезал Али. — Даже мне, правоверному мусульманину, не позволено будет войти во внутренние покои мечети. Если я буду ходить по разным мечетям, даже если и не высматривать ничего, а просто совершать намаз каждый раз в другой мечети — это вызовет серьезные подозрения. Тем более что каждая мечеть принадлежит конкретной умме [50]и там все друг друга знают. Ты же, даже если просто будешь шататься без дела вокруг мечети в мусульманском квартале, можешь попасть в беду.

Здравствуйте, приехали. От чего шли, к тому и пришли…

— Вообще никак?

— Никак! — твердо повторил Али. — Совсем никак. Только засветимся.

Я отхлебнул совсем остывший кофе. Какая-то мысль вертелась в голове еще со времен разговора с Иваном Ивановичем…

— Слушай… А остальные наши где? Ведь если мы работаем автономно — может получиться так, что мы друг другу помешаем…

— Наши? — скептически хмыкнул Али и тут же поправился, вспомнил. — Извини… Про наших я знаю не больше, чем ты…

И тут мысль родилась, да не просто родилась — засияла во всей красе! И именно эта насмешка Али помогла мне понять, что мы должны дальше делать!

— Как ты меня назвал?

— Когда?

— Сейчас ты хмыкнул, когда я сказал «наши». Помнишь, на корабле ты меня называл предателем…

— Извини, Ворон, — Али приложил руку к сердцу, как это делали турки. — Честное слово, извини. Просто забыть сложно, как ты наш курс на Питер променял. Мог бы и остаться…

— Да прекрати ты извиняться! Ты назвал меня предателем — но это же гениально! Именно это мы и должны сделать!

— Тише ты! — теперь настала очередь Али одергивать меня. — Ты о чем? Что мы должны сделать?

— Предать! Нам — верней не нам, а тебе — для того, чтобы тебе поверили, нужно стать предателем!

— Ты в своем уме? — недобро глянул на меня Али.

— В своем! Такого никто не ждет! Здесь привыкли к тому, что местные кадры могут предать! Предают полицейские, жандармы — почему не может предать флотский офицер?!

— Потому что он давал присягу, черт тебя дери!

Я резко тормознул, по лицу Али понял, что из моего замысла он не понял ровным счетом ничего, а я, если буду продолжать в том же духе, могу запросто получить по физиономии…

— Давай-ка пересядем в машину. В мою, если не возражаешь…

Бросив на стол несколько монет — обед здесь был раза в три дешевле, чем в Санкт-Петербурге, — мы перешли улицу, расположились в моем экипаже. В тесноте, но не в обиде. Я покрутил рукоятку магнитолы, увеличивая громкость звука. Проигрывался диск с классической музыкой — Леонкавалло, «Паяцы»…

— Теперь слушай меня! Внимательно слушай и, прежде чем ответить — думай! Ты мусульманин, верно?

— Верно… — Али непонимающе смотрел на меня.

— Ты мусульманин с детства, и твой отец мусульманин, и все твои родственники — тоже мусульмане, ведь так?!

— Так. Мой отец даже хаджи… [51]