Бремя колокольчиков (СИ)

   -  Был у меня один поп знакомый зарубежно-катакомбный . Всё домашнюю церковь создать хотел. Ещё в советские годы. Да только никому не нужно это оказалось, даже своим! Либо уж секту делай, хоть и внутри церкви! Это народ любит. Как один епископ говорил: «Прихожане любят, когда им чего-то дарят, и когда их насилуют...» Про высокое и приятное научиться рассуждать несложно, а ты тронь легонько локтем такого, что про любовь с евангельской простотой проповедует. Тут все разговоры и закончатся и обиды с хлопаньем дверьми тебе по носу начнутся. Люди терпеть и прощать друг друга не умеют, и мы часто сами такие же! Как по Любви жить-то сможем? Какую соборность, понимаешь, построим, даже если начальство дурное убрать от нас? Переобижаемся и перессоримся из-за какой-нибудь ерунды, вот и вся любоф... Эх, Глебушка, мы достойны того дерьма, в котором живём, в том числе и церковного...

   -  Отцы! Кадило, врата! - прервал алтарник.

Пошла суета, возгласы дьякона и священника.

   -  Повели-и-и-и-те-е-е-е... - громыхнул протодьякон.

Отец Вячеслав с кадилом и свечой повернулся к народу в открытые Царские врата.

   -  Свет Христов просвещает все-е-е-ех!

Могилвс мусульман

Моя душа уже давно черным черна.

Мою красную дверь покрасили в чёрный цвет.

Может, если я исчезну, мне больше не придётся это видеть.

Невыносимо жить, когда весь мир стал черным.

i г\э

Rolling Stones , «Paint it black».

Светлый осенний день. Солнце отдает свое последнее мягкое и неуверенное тепло, чтобы стать скоро ярким и холодно-жгучим светилом морозного дня. Глеб с грустной нежностью любовался этой картиной, глядя из окна машины.

Подъехали к кладбищу, водитель замедлил ход.

   -  Сейчас, батюшка, приедем, где-то тут... А! Вон они стоят!

Остановились у тропинки между захоронениями, возле которой стояло

человек пять. Отец Глеб вышел из машины. К нему подошёл седой кавказец.

   -  Здраствуйтэ! Махмуд Рашадович мэнэ зову. Моей женэ умерла сегодня тры год назад. Хочу, чтоб ви молитву служили... Ваня, можешь покурыть пока, - последние слова заказчик панихиды адресовал уже водителю дорогой блестящей иномарки, который привез отец Глеба.

С Глебом о требе договаривалась какая-то женщина, но здесь её не было. За ним прислали русского немногословного шофера, а здесь собрались, кажется, одни кавказцы. Причем, судя по всему, азербайджанцы-мусульмане. Молодому священнику стало неуютно. Идя к могиле, Глеб спросил Махмуда:

   -  Извините, а супруга ваша - православная?

   -  Канэчна! Она верущий была, молилась очень дома, такие картины у нас были... как их?...

   -  Иконы? - с тревожной надеждой подсказал Глеб.

   -  Нэ знаю... Как в цэрквы! Дева Мария с младенцем, Рафаэль^{[97] [98]}, кажется, илы эта... Лэонардо^[99]...

Глеб совсем пал духом. Куда и зачем его ведут? Что за женщина? Католичка? Некрещёная?

Ну, вот и пришли. Глеб обомлел. С шикарного нового мраморного памятника на него смотрел... Махмуд Рашидович!

Священнику захотелось бросить кадило и, подняв полы рясы, броситься через могилы наутек.

   -  Красыва вышьла, да? - перехватил взгляд отца Глеба живой Махмуд, - Это я сэбэ сделали! Нелзэ вэрить, шта хорошо сделать будут потом, а так -сам всё слежу! А Наташа моя - здэсь рядом, вот сбоку, смотрыте!

Опешивший священник и не заметил, что сбоку углом стоит меньший памятник с портретом красивой славянки. Наталья Ильинична... только фамилия длинная у нее и ш-оглы заканчивается. Даты жизни: 1940-1994.

   -  Тебэ как зовут? - спросил живой вдовец.

   -  Ах да... извините, я не представился... Священник Глеб.

   -  Так вот, брат Глэб, помолысь хорошо, как надо! Моя Наташа очень хороший жена была! Я горячий был, много её обижал и не прав был, а она терпела и меня жить учила всэму: как с людьми, как зло нэ держать, нэ мстить... У меня нэ простой жизнь был... Я бэз нэё бы и жив-то нэ был... А она заболэл - я всё дэлал! Лучший врачи... Жаль только, дэтэй у нас нэт... Она вобшэ сирота жыла... Всэ в войну погыбли...

Махмуд достал платок. Глеб начал готовится к панихиде. Хотел встать лицом к могиле усопшей, но как-то было не развернуться, и служить пришлось лицом к глядевшему с памятника усатому Махмуду. Глеб отводил взгляд, но неизменно упирался глазами или в Махмуда живого, или в людей, внешне похожих на него, стоявших с разных сторон. Тогда он закрывал глаза или устремлял их к верхушкам осенних деревьев...

   -  Представляешь! Служил сегодня на могиле живого мусульманина, да он ещё рядом стоял! Вот до чего я докатился! - объявил отец Глеб своему приятелю отцу Сергию, заходя к нему в келью.

   -  Не понял? - удивился тот.

Ликующий Глеб рассказал, как дело было.

   -  А я черных видеть не могу теперь... Особенно, когда они с бабами русскими, - сказал коротко стриженный крепкий мужчина, сидевший тут же на стуле. Глеб, желая поскорей похвастаться необычной историей, сразу и не заметил гостя отца Сергия.