- Да нет, - улыбнулся, поправляя длинные редеющие волосы, Дикобраз, - мы о разном говорим. Другая у вас инаковость! Другой дух! Не тот, о котором ты говоришь. Энергия другая! Как бы тебе объяснить... Как в вате ты! Вроде, и мягко, и тепло, но тепло это - не солнечное! И дышать тяжело... Да! Такая ватная энергия... Это не Дух Божьей свободы - это уютная и душная подделка... И, знаешь, Глебушка, и в тебе этой ватной энергии всё больше! Нет, она ещё не поглотила тебя пока, но ты боишься, и через твой страх она в тебя входит...
У Глеба аж мурашки по спине побежали, настолько точным было попадание. Получилось, хотел он поучить и наставить непутёвого друга, а тот оказался куда путёвее самого Глеба. Ему тогда вдруг всё стало ясно, словно рухнула ложная стена. Надо было теперь строить что-то новое, что-то искать, переосмысливать...
С Димой они встречались и потом время от времени. Дикобраз с Лизой так и не воссоединились, но когда дети подросли, они стремились больше общаться с отцом, хотя Дима к тому времени уже откровенно спивался.
Отец Глеб не случайно о нём сейчас вспоминал. Буквально вчера он узнал, что Дикобраза нашли замёрзшим прямо на улице. Видимо, пьяным он уснул в сугробе...
Прямо перед отцом Глебом нетерпеливо забрякало кадило.
- Батюшка, ну возьмите, наконец! Хор давно молчит - возгласа вашего
ждёт!
Отец Вячеслав
Какими стали мы?
Каким путём прошли?
Теперь уж поздно что-то изменить.
Осталось время лишь своё промолвить имя:
Пред вечностью предстанем мы какими?
- Ты чего там на епсобрании[174]
[175] [176] [177] учинил? Настоятель на тебя зверем смотрит, обещает опять разбор полётов с погружением...- Да я чё? Говорил же, что не надо меня туда брать! Раньше с ним то Аркадий, то ты. Ну а тут меня зачем-то взял... Я уж и сел в сторонке от настоятеля... А у меня с собой было... Протодьякон наш, Коленька, насоветовал в бутылку из под минералки джин-тоника налить, чтоб не свихнуться, на патриарха и весь этот цирк глядючи.
- Падре Вячеславчик наш дорогой, да при мне это было! Но он же ноль пять имел в виду, а не полтора литра...
- Ну да... - отвечал седой полный священник лет пятидесяти с небольшим плотному, с армейской выправкой, собрату моложе его лет на пятнадцать. - Я, Серёг, подумал, что маловато может быть... Ну, и налил полтарашку... Правда, перед отъездом ещё водочки чуток принял... С моими-то габаритами и опытом - это ж слону дробина. ХХС - место ещё дурацкое такое, я его за километр обхожу... Ну, а там, пока все эти речи длинные, отчёты, вопросы дурацкие, я потихонечку минералочку свою и допил... М-да... А когда в компании плохой пьёшь - всегда хреново. Неправильно бухло действует! Ну, и мне как-то под конец и привиделось, что весь этот освящённый собор, с патриархом, епископами, благочинными всякими, в бассейне Москва плавает... Патриарх в кукуле , в таком полосатом купальнике старомодном, как бы майка вместе с трусами... Я ему машу типа: «Греби отсюда!». А тут настоятель подплывает: «Ты чё, - говорит, - руками машешь?» Ну я и очнулся... Не я один - там многие спали, но никто руками, правда, при этом не махал...
- Отец, тебе лечиться надо! Допился ты уже. Вслед за Глебом ведь вылетишь, и куда тогда?
- Да не вылечу! До пенсии уж дотяну - осталось-то... Да и опыт у меня...
- Эх, пропил ты уже весь свой опыт, - с досадой и раздражением махнул рукой отец Сергий.
- Врёшь, лейтенант! Опыт не пропьёшь!
- Ты хоть за руль не садись, такси вызови.
- Да я здесь, в келье останусь, а то опять со своей поругался - грозилась от холодильника отлучить.
- От еды или от выпивки?
- От жизни, - буркнул отец Вячеслав, полез под стол и загремел там бутылками.
- Хоть закусывай, коли пить будешь, а то опять с перегаром на службу явишься.
- Я разочаровался в еде, - констатировал старший из двух священников.
Снегопад, который шёл весь день, уже потерял свою силу. Московская
грязь была надёжно закрыта толстым одеялом неправдоподобно чистого и белого снега. Вечер выдался тихим. Машин на неубранных после снежного буйства улицах было мало, и отец Сергий, без особого напряжения выруливая по знакомым переулкам и улочкам, предался потоку мыслей и воспоминаний.
Жалко и тяжело ему было смотреть на старшего товарища. Ведь на глазах уходит... А ведь сколькому научил, сколько показал, буквально открыл глаза на то, что было рядом, но понималось поверхностно, виделось слишком грубо и просто...