Бремя Милосердия (СИ)

Морис был из тех, кто вечно не успевает, да и не хочет гнаться за безумными веяниями прогресса. Окончив школу, он спрятался от сумасшедшей современности в тишине филологического факультета Академии: здесь, среди старцев, днями напролёт дискутирующих об особенностях употребления какого-нибудь глагола среднеэллаинского языка, было спокойно, надёжно, ясно… Морис почти не заметил, как пролетели годы студенчества. Защитив диссертацию, он обнаружил себя в совершенно незнакомом мире. Книги, излагающие постулаты фундаментальной науки, по которым некогда учился Морис, не просто исчезли из научных отделов. Они исчезли вообще, потому что в Империи больше не было типографий и издательств печатной продукции. Использование и производство бумаги прекратилось. Книготорговые сети по всей стране стали закрываться первыми. За ними настал черёд продуктовых магазинов: меморестораны и продбазы с системой мемозаказов были созданы чуть позже, чем мемобиблиотеки. Последними с улиц городов исчезли магазины хозяйственных принадлежностей, промтоваров и типовой одежды – всё это теперь можно было заказать, синхронизировавшись с виртуальным торговым каталогом. Канули в прошлое многие технологии – почти всё, что раньше достигалось с помощью сложных технических операций, теперь было доступно одним усилием мысли. Были упразднены десятки специальностей и видов деятельности – в них пропала надобность. Большая часть знаний и навыков Мориса оказались невостребованными. Зато кругом требовались другие знания и навыки, о которых он имел только смутное представление. В новом мире с потрясающей скоростью обесценивалось образование: это раньше необходимо было проучиться десять-пятнадцать лет, чтобы достичь уровня знаний, положенного современному человеку. Следовало зубрить, запоминать и повторять затем, чтобы потом на каком-нибудь званом вечере прослыть интеллектуалом, процитировав высказывание философа, почившего три тысячи лет назад, на мёртвом языке давно погибшей страны. В новом мире было достаточно синхронизироваться – и ты будешь знать всё, что знает об интересующем тебя философе ТРИП, Трансрегиональное Информационное Поле. Иными словами – всё, что знали и знают об этом философе множество поколений, множество людей, терпеливо накапливавших знания в течение веков, – всё это будет в твоей голове, только запроси. Был пересмотрен подход к образованию. Младшему брату, Тэйсе, в школе уже не преподавали ни математику, ни физику, ни естествознание, ни право, ни историю с географией – но его и его однокашников учили, как пользоваться ТРИПом, чтобы получать все необходимые в жизни сведения с помощью синхронизации. В новом мире оказались не нужны специалисты по мёртвым языкам. Зато требовались аналитики, систематизаторы, модераторы, синхронизаторы, ТРИП-навигаторы, оптимизаторы поисковых систем, мемопрограммисты, илипмейкеры.

Морис остался за бортом жизни. Пока он корпел над трудами давно умерших мыслителей и переводил с мёртвых языков стихи поэтов минувших эпох, новое знание ломало, сминало и рушило вековое, такое привычное и, казалось, незыблемое здание его представлений о мире.

Сначала он попробовал преподавать, одновременно лелея робкую надежду начать научную деятельность на кафедре. Но нововведения, связанные с переходом на новую научную парадигму, вкупе с закулисными интригами в кандидатских кругах Академии скоро привели его к нервному срыву. Тогда он попробовал искать работу по специальности, затем – хоть как-то связанную с его специальностью, а после – хоть какую-нибудь. Уверившись, что филологи с кандидатской степенью в современном мире никому и нигде не нужны, он, непосредственно оказавшись перед перспективой голода и долгов, устроился в офис торговой базы товаров широкого потребления. Работа, которую ему поручили, была предельно проста.

– Да, вы не поверите. Карточки с характеристиками щёток для чистки обуви и тому подобной ерунды… Простой наборщик информации… Вот оно – единственное применение высшему академическому образованию, диплому, кандидатской степени. Двадцать лет учёбы. Чтобы заполнять карточки.

Морис удивился тому, что только сейчас обнаружил – или позволил себе обнаружить? – что работа ассоциируется у него раздражением, которое, впрочем, давно уже, после длительных раздумий об увольнении, колебаний и выстраданного решения ничего не менять (исходя из соображения, что «куда ни пойди – везде будет то же самое»), сменилось тупым отвращением к жизни, а затем – апатией. И только сейчас он осознал, что ненавистный офис был единственным местом, ради которого он выходил из дома.

– Это не жизнь, доктор. – Заключил Морис. – Вы можете спорить со мной, но это – не жизнь.

Доктор не спорил.

– Почему же вы не займётесь чем-нибудь другим?

– А чем, скажите на милость?! Все остальные специальности сейчас требуют знаний чёртовой меафизики и навыков работы с чёртовым ТРИПом.

– Знания можно получить.

– И вы представляете, как я буду выглядеть на курсах? Нет уж, спасибо. Да и вряд ли я смогу усвоить всё это. Мне тридцать шесть, и я уже не молод…