Бремя молчания

— Пока ничего конкретного, миссис Кларк. По крайней мере, ничего такого, о чем можно было бы сообщить вам. Кстати, имейте в виду: скоро сюда примчатся представители СМИ. Сейчас огласка нам на руку. Только прошу вас, не говорите журналистам ничего, кроме того, что ваша дочь пропала. Раздайте всем, кому только можно, фотографии девочек. Чем больше людей увидят их лица, тем скорее их найдут. Скоро к вам приедут криминалисты; они соберут в доме необходимые улики. Прошу вас, пока не заходите в комнату Калли, чтобы не повредить возможные улики и не затоптать следы. Если можно, в то время, когда криминалисты будут осматривать ваш дом, побудьте у друзей или родных. Только сообщите им, где вас можно найти. До скорой встречи, миссис Кларк. До свидания!

Они уходят, и я не успеваю ответить, что не хочу покидать дом. Бен куда-то убежал, Калли пропала, и я совсем одна — только у входа стоит полицейский. Ужасное чувство! Я выхожу на улицу, стараясь решить, к кому можно заявиться без предупреждения. Кому захочется принимать участие в такой темной истории? Может, пойти к миссис Норленд, нашей пожилой соседке? Она мне все равно что близкая подруга — ближе ее у меня никого нет. Правда, общаемся мы нечасто, в основном просто машем друг другу со двора. Я оглядываю сад, который не мешает прополоть, и решаю сначала подождать каких-то новостей, а уже потом идти к миссис Норленд. Не позволю какому-то чужаку выгонять меня из собственного дома! Иду в сарай за садовыми перчатками, лопатой и ведром. Я уже много дней не поливала и сейчас не стану. Вода тут же испарится на палящем солнце, и растения совсем зачахнут.

Наш сарай очень старый — он покосился, потемнел, краска облупилась. Беру садовые принадлежности и мельком смотрю на четыре затянутых паутиной канистры с бледно-желтой краской. Давным-давно братья разъехались, а следом за ними уехал отец. Он признался мне, что здесь ему очень одиноко без мамы. После того как мы с Грифом поженились, отец отдал мне ключи от белого облупившегося двухэтажного дома и пожелал, чтобы мы были здесь счастливы. Тогда мне было восемнадцать лет.

Мне до сих пор хочется жить в доме желтого цвета. Я часами торчала в хозяйственном магазине, разглядывая образцы краски, и пыталась выбрать для своего дома самый красивый цвет. Через неделю после свадьбы я лично приволокла краску домой; Гриф улыбнулся и обещал покрасить дом. Да так и не покрасил до сих пор. Тогда мне было восемнадцать. Сейчас мне тридцать один год, а дома желтого цвета как не было, так и нет.

Я снова выхожу под палящее солнце и внимательно оглядываю клумбы. Не знаю, за что хвататься. Все клумбы сильно заросли, последние несколько недель было так жарко, что не хотелось выходить. На грядках полным-полно перезрелых помидоров и цукини. Цветки кошачьей мяты пожухли, стебли пожелтели. Чуть поодаль чернеет кусок голой земли. В начале лета я посеяла там газонную траву, но она не взошла. Наоборот, соседние участки тоже облысели, и теперь посреди огорода чернеет прямоугольник примерно полтора метра на метр. Подхожу ближе, споткнувшись о поникший стебель переросшего ревеня, вглядываюсь в прогалину. На черной земле отпечатались два следа детской босой ножки. Рядом с детскими следами — следы мужских ботинок. Они совсем рядом. И дальше еще два отпечатка мужских ботинок, немного смазанные. Я замираю от ужаса. Следы совсем свежие, сразу видно. Я наклоняюсь, набираю горсть земли, растираю ее между пальцами. Быстро вскакиваю, бегу в дом, чтобы рассказать обо всем полицейскому и позвонить Луису.

Мартин

Перед уходом Фитцджералд и Луис советуют нам некоторое время побыть у родственников или друзей. Они уверяют, что с близкими людьми нам будет спокойнее. А если мы останемся дома, к нам обязательно кто-нибудь придет и повредит возможные улики.

— А если Петра вернется? — спрашивает Фильда. — Я хочу остаться здесь и ждать ее!

Ее уверяют, что в доме останется сотрудник полиции и родителей постоянно будут держать в курсе дела.

Мы едем к матери Фильды. Миссис Моурнинг встречает нас в слезах и тут же начинает кудахтать над Фильдой. Вид у Фильды и правда плохой; мы с тещей оба убеждаем ее прилечь.

У нее болит голова — я роюсь в аптечке, ища таблетки, которые снимут боль. Если честно, ей сейчас не помешает кое-что посильнее, но я ни за что не дам ей сильнодействующее успокоительное. Наливаю в стакан холодной воды и вместе с лекарством несу в спальню. Фильда свернулась калачиком под стеганым одеялом, сшитым собственноручно ее матерью. Сейчас она кажется очень маленькой и какой-то постаревшей. Я замираю на месте. Поразительно! Фильда всегда в движении, она очень живая и энергичная, сильная от природы и молодая. Я не привык ухаживать за ней, наоборот, это она всегда ухаживала за мной. Странно, ведь я прожил холостяком до сорока двух лет и, пока не встретил Фильду, прекрасно заботился о себе сам.