Бремя тела

«Спокойно, Ксюша, только не разревись сейчас, это никому не нужно. Ничего страшного не происходит, просто у твоей соседки по комнате секс с ее парнем. Это не будет продолжаться долго, ты же сама уже однажды все это наблюдала. Все очень быстро, тем более, когда они так стонут. Держи себя в руках, Ксюша. И ничего не бойся, этого черного пятна не бойся. Да, оно большое, но скоро рассеется, уменьшится, станет совсем маленьким и безобидным. А ты большая девочка и ничего не должна бояться. Видишь, чем оборачивается секс? Это только им кажется, что все чудесно и замечательно, что они ничего не слушают и поступают правильно. Не тебе их судить, живи своей жизнью».

Коридор был длинный и, дойдя до окна, Ксения уже не должна была слышать то, что она слышала, находясь у двери своей комнаты. Стоны и скрип кровати не становились тише: Ксения оглянулась, посмотрела по сторонам, потирая глаза, силясь разглядеть что-либо сквозь тьму. Она стала чувствовать, что задыхается. Стоны и скрип были совсем рядом, справа от нее. Ксения провела рукой по стене и сообразила, где она находится. Это был почти конец коридора, не доходя пары шагов до окна. Рядом была дверь крайней комнаты, комнаты, где жила Марина. И в той комнате тоже занимались сексом. Ксения сделала над собой усилие, одолела расстояние до окна и открыла его. В лицо ударил свежий воздух, и все вокруг постепенно стало светлее: она разглядела даже цветок в огромной кадке, стоявший у выхода на лестницу.

«Значит, Маринка с Михельсоном тоже никуда не пошли сегодня. Потоптались для вида на лестнице, подождали, пока все уйдут и юркнули в комнату. А, может, сбежали не с третьей пары, а, скажем, со второй. Оставь их в покое, Ксюша, и успокойся. Посмотри на себя со стороны. На кого ты похожа? Они топчут твои мечты и стремления, они уверены в себе, а ты уже дохлая испуганная овца, которая слоняется по коридору. Выше нос, Ксюша. Ты должна излучать уверенность, а не они! Ты ищешь свою любовь, настоящую. Быть подстилкой на скрипучей кровати в общаге — это совсем не твое. Зачем тебе все это нужно? Бери себя в руки, тебе еще с Надей объясняться. Хоть предупредила бы, сколько раз говорили об этом, а все без толку!»

Рядом, за дверью раздался сдавленный крик. А в дальнем конце коридора дверь щелкнула и приоткрылась. Из нее высунулась взъерошенная голова Нади.

— Некрасова, ну где ты там? Вроде стучалась, ломилась, а потом пропала. Мы уже по второму разу успели, — Надя дико заржала, ей показалась, что дерзость и шутка на Ксению подействовали. — Ну, если ты идти не торопишься, то мы и по третьему успеем, правда, Сашок?

Единственное, что выдавало в Ксении раздражение, это сумка, которую она крутила, как в фильмах с Брюсом Ли крутят нунчаки. Лямка похлопывала по сумке, в сумке постукивали карандаши.

— Надя, мы же договаривались, что если вы с Сашей планируете побыть друг с другом наедине, то ты мне звонишь или пишешь. Или хотя бы утром могла мне шепнуть, что у вас такие планы. Я бы не возвращалась, погуляла бы где-нибудь. Неужели трудно это сделать? — Ксения говорила спокойно, так как ее ничто уже не волновало и не пугало, тьма, заполнявшая весь коридор, сжалась до маленькой черной точки под потолком.

— А у нас с Сашком все спонтанно получилось.

— И ты мне спонтанно могла скинуть смску, — возразила Ксения, осматривая комнату. — Что помешало этому, я не понимаю, извини меня.

По комнате были разбросаны вещи. Тумбочки, как и стол, были сдвинуты, на них лежали Надины джинсы, носки, какие-то пакеты. Саша в одних клетчатых семейных трусах, широко раздвинув ноги и подмяв их под себя, сидел на кровати и потягивал пиво. Он был взмокший, пот струился по его лбу и плечам, на которых красовались татуировки, изображавшие змею, акулу и несколько иероглифов. В комнате стоял тяжелый тошнотворный запах пота.

— А кто этот бардак будет убирать? — спросила Ксения, брезгливо перешагивая через лежавшую посредине комнаты футболку. — Точно не я.

Надя подошла и демонстративно подняла футболку, расправила ее.

— Сашок, это, кажется, твое.

— Точняк, — согласился Саша. — Типа мое. Хотя если хочешь, можешь забрать себе, если очень нравится. Или вон Ксюхе подари, она так на нее смотрела! Это надо было видеть!

Ксения старалась не показывать свое раздражение происходящим. В конце концов, ничего особенного не происходило и могло быть гораздо хуже, если бы Надя не была в целом спокойным и адекватным человеком. Ведь Ксения прекрасно понимала, что воспринимает все через призму своих принципов, жизненных установок и то, что для других является вполне нормальным и обыденным, для нее, если можно так выразиться, отклонение от нормы, вопиющий факт, нарушение нормального уклада жизни, состоявшего в терпеливом ожидании настоящих чувств. Правда, какие они на самом деле, эти настоящие чувства, Ксения толком не понимала — и для Нади это было очевидно.

— Ты прогуляла сегодня, да?