Бремя тела

Провожать ее на вокзал не пришел никто. Ксения долго стояла, дышала вечерней прохладой, слушая гудки поездов и объявления по громкой связи. Неожиданно она почувствовала знакомый аромат — пахло «Красной Москвой», причем рядом не было никого, кто мог бы пользоваться этими духами. Ни компания с рюкзаками, пившая пиво и травившая анекдоты, ни провожавшая кого-то пара с ребенком, ни дворник, пробежавший мимо и остановившийся, чтобы замести метлой на совок лежавшие посередине перрона осколки бутылки.

«Ты здесь, баба Лара, это хорошо, это очень приятно, это здорово! Так здорово, что я здесь не одна. Думаешь, никто специально не пришел? И я тоже думаю, что просто так получилось. Мама в вечернюю смену на этой неделе, Ирке не до меня, у Лены тоже забот по горло с ее работой и со всем остальным. Кто еще ко мне придет, как не ты? Помнишь, ты мне в прошлом году перед отъездом подарила флакончик духов? Он у меня в комнате в общежитии, в тумбочке с вещами так и стоит. Нет, не волнуйся, баба Лара, его никто летом не выкинул, и в комнате я буду жить в той же самой, где и жила. Нам даже разрешили кое-какие вещи там оставить на лето, не тащить же все с собой сюда обратно. Ты не волнуйся, баба Лара, все будет нормально. Только если бы ты знала, как мне осточертело слушать эти нотации про то, что у меня нет личной жизни, что я девственница, что делаю все не так как следует делать. Ты, бабуль, наверняка скажешь, что надо просто держаться и не обращать ни на кого внимания. Я так и делаю, только самой от этого спокойнее не становится. Обидно даже, что ничего другого мне сказать не могут, только ткнуть носом в этот мой якобы порок. А это не порок, совсем не порок. Мне даже самой кажется, что меня эти мысли о сексе начинают преследовать. Но у меня есть палочка-выручалочка, черное пятно, такая масса черная, субстанция, которая начинает маячить перед глазами. Ну, все, баба Лара, пять минут до отправления. Мне пора. Береги тут всех, хорошо?»

Люди, в нерешительности топтавшиеся у входа в вагоны, засуетились. Проводники проверяли документы и билеты, теперь уже с пущим рвением. В купе с Ксенией оказались две пожилых женщины и девочка, внучка одной из них. Если плацкартный вагон при движении продувал легкий ветерок, то в купе, несмотря на приоткрытое окно, воздух совершенно не двигался. Ксения обмахивалась газетой как веером и рисовала в воображении, будто она стоит на берегу Шексны и придерживает сарафан и сумку рукой. Легкий ветер похлопывает ее по лицу, то ли приветствуя, то ли прощаясь.

В купе уже все спали, да и в вагоне, судя по тишине и эху от стука вагонных колес, тоже. Ксения делала вид, что спит, просто лежала с закрытыми глазами на своей нижней полке.

«Вот, Ксюша, скоро приедешь в Питер и снова будешь предоставлена сама себе. Никто не будет клевать мозг. Да, Ксюша, представляешь, так все непросто. А всего-то ерунда какая, не ложиться подстилкой под первого встречного. Оказывается, людей это бесит. Хотя, мне интересно, как они об этом моем принципе жизни догадываются? Не на лбу же у меня это написано! Впрочем, кто знает, может и написано. Я все это никак не афиширую, внимание к себе не привлекаю, а все равно получается так, что меня упрекает каждый. Ну, конечно, не совсем каждый, но многие».

Через перегородку из соседнего купе доносились шорохи и стоны. Ксения напряглась: «Как, и здесь это происходит? В поезде? Нет, по-моему я просто схожу с ума, и мне везде, повсюду мерещится только секс, никак от этого не отделаться». И словно в насмешку над Ксенией стоны усилились, что-то застучало и почти сразу все стихло. Если бы было хотя бы чуточку светлее, и она смотрела бы не в стену, а чуть выше окна, то увидела бы то, что рассеяло всякие сомнения — темное пятно, которое кроме нее больше никто не видел.

Петербург встретил Ксению облаками, запахом горевших за городом торфяников, суетой в метро, криками, пылью и шумом маршруток и автобусов. В привокзальных кафе гремела музыка, шныряли толпы выходцев с Востока, окрикивая друг друга на непонятном языке.

В общежитии тоже ничего не изменилось. Дежурила Бурласова Марина Игоревна, гроза припозднившихся гостей и любителей экстремальных развлечений вроде в открытую пронести в общежитие пару бутылок спиртного или закатить вечеринку. Выдавая ключ от комнаты, Бурласова долго разыгрывала из себя то ли пограничницу, то ли партизанку, вглядываясь в паспорт Ксении.

— Что, не похожа сама на себя? — спросила Ксения, которой тяжело было стоять с сумками в руках и рюкзаком за спиной.

— Не похожа, — равнодушно протянула Бурласова и кивнула на сумки. — Небось, много самогонки привезла? На целый семестр?

— Нет у меня никакой самогонки. Я такое не пью. Если сомневаетесь, то можете посмотреть, только ничего не найдете, только время потеряете. Так вы выдадите мне ключи?