Бремя власти

Подняв голову, Алиенора смотрела на них немигающим взглядом. И медленно, очень медленно поднялась с колен, встав во весь рост. Лицо её стало чёрным, по жилам заструилась горячая кровь, и ей показалось, что сама она принялась расти. До невероятных размеров, заполоняя собой весь коридор, доставая головой до стрельчатых сводов и нависая над ошеломлёнными мужчинами. Длинными, как змеи, руками она могла бы сгрести их обоих, и сломать, как ненужные игрушки. В её ладонях возникли, увеличиваясь в размерах, два страшных тёмных шара, внутри которых вспыхивали и гасли красные прожилки. Солдаты от изумления открыли рты. И в то же мгновение их разорвало и растерзало на части, разметав кровавые ошмётки по всему коридору.

С глухим стуком к ногам девушки подкатилась оторванная голова одного из них. Внимательно на неё посмотрев, Алиенора подобрала юбки и не спеша пошла вперёд. Лицо её было недвижно.

Всего их было человек двадцать, орущих и пьянствующих при свете чадящих факелов, оскверняющих самим своим присутствием обеденную залу замка Драмланриг. Половина прекрасных витражей была разбита; наёмники, рыгая и плюя на мозаичный пол, пили из тех самых золотых и серебряных бокалов, которые всего несколько дней назад держали в руках она, Айрис, Лотар и Эдмунд, а герцог Ллевеллин, довольно улыбаясь в свою белоснежную бороду, произносил тост за счастье своих детей.

Почти все солдаты были в чёрных камзолах с клейморовскими жёлтыми леопардами; только у двоих или троих Алиенора заметила вышитых медведей с суковатыми палками — гербом графа Тэлфрина.

Она убила их всех. Сожгла и выпила их души, с удовлетворением ощущая, как из их корчащихся тел вместе с жизнью изливается дикий ужас, охвативший солдат при виде тоненькой девушки в заляпанном кровью платье, которая пришла и принесла с собой непонятную смерть.

Ужас грыз их изнутри, заставляя кататься по полу и выцарапывать себе глаза; несколько человек попытались убежать, но чёрные шары настигли их, превратив в пылающие факелы. С диким криком кто-то бросился на Алиенору с поднятым мечом, и она еле уловимым движением руки заставила его взлететь. Солдат повис в воздухе в двадцати футах над полом, дрыгая ногами, руками и воя от страха; Алиенора, слегка наклонив голову вбок, с детским любопытством наблюдала за ним, немного подивившись этой своей новой способности. Она подвигала пальцами: солдат то взлетал под потолок, то летел вниз. Она хмыкнула и, подняв его повыше, отпустила. Солдат упал спиной на лавку; позвоночник его мерзко хрустнул, и безжизненное тело сползло на пол. Алиенора поморщилась: звук был неприятный.

В соседней комнате на груде сваленных в кучу тряпок спал ещё один наёмник, настолько пьяный, что шум по соседству лишь заставлял его беспокойно ворочаться. Легко дотронувшись до его лба, она выпустила наружу его дыхание. Солдат проснулся и, задыхаясь, трясся в конвульсиях, глядя на Алиенору диким взглядом. Рот его открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег прибоем, а потемневшие зрачки расширились до нечеловеческих размеров. Она с интересом всматривалась в его глаза.

— Скажи, что ты чувствуешь? Скажи…

Его тело затихло, и Алиенора с лёгким раздражением отвернулась.

Прислушиваясь, она обошла ещё несколько помещений, брезгливо отпихивая ногами оторванные конечности. Везде стояла тишина, такая, что треск горящих факелов казался грохотом. Кивнув сама себе, направилась к выходу, на мост, ведущий к замку. На улице было светло: полная луна висела почти над головой, заливая замок-призрак мертвенным светом, а откуда-то далеко снизу еле доносился слабый шум морского прибоя. Хотя весна и близко, но по ночам ещё довольно холодно, размышляла она по дороге. Я не могу оставить их мерзнуть.

Вернувшись и спустившись в купальню, она зажгла несколько свечей и аккуратно поставила обе головы рядышком на край бассейна. Немного постояла рядом, задумавшись. Потом смущённо хихикнула и принялась стягивать с себя платье. Конечно, не очень-то прилично купаться совсем голой вместе с двумя молодыми людьми. Но, с другой стороны, иначе ведь не получится смыть с себя всю эту грязь. И, кроме того, это же её любимые мужчины. Её единственный братец Эдмунд, о котором она мечтала с самого детства, и такой нежный и сильный Лотар. А она — их любимая женщина. И то, что у неё есть, да и она сама, принадлежит только им и создано только для них.

Быстро взглянула на Эдмунда и немного смутилась, вспомнив, как совсем недавно стояла здесь, прижавшись к Лотару, соски её твердели от нерастраченного желания, а губы раскрывались сами собой в безумной жажде поцелуя.

— Я же все равно люблю тебя, братец, — нежно прошептала она, заглядывая ему в глаза.

И залилась счастливым смехом: Эдмунд услышал ее, хитро подмигнув. Я все понимаю, сестричка моя, сказал он.