Бремя власти: Перекрестки истории

«Парламентская» республика – в отличие от «президентской» – должна в идеале соответствовать высокому уровню самосознания, гражданскому сообществу «совершеннолетних» граждан, а не «детей», нуждающихся в отеческом присмотре, и не перекладывающих ответственность с собственных плеч на плечи «батюшки-президента». Судя по всему, мы еще не «повзрослели». Большинство населения по-прежнему верит в то, что мы не можем обойтись без «сильной руки», которая бы направляла наши действия!

Особенности нашего менталитета не способствуют единению россиян: сталкиваясь с общей проблемой, европейцы объединяются для ее решения, мы же бьемся поодиночке. Почти полторы тысячи лет назад один византийский автор писал о славянах: поскольку между ними нет единомыслия, то они не собираются вместе, а если собираются, то решенное ими тотчас нарушается другими, так как все они враждебны друг другу и при этом никто не хочет уступить другому.

Мало что изменилось с тех пор.

В русском характере заложено стремление не к личной свободе, которая, как известно, кончается там, где начинается свобода другой личности, – а к воле, то есть к жизни, свободной от всякого социального принуждения, – желание жить так, как хочется, а не так, как положено законом и правами.

Свобода и неприкосновенность личности – вот основа прочного правопорядка. Но эту свободу нужно завоевывать, ее нужно строить – и прежде всего внутри самого себя. Это требует направленных усилий, это трудно – проще «выйти за околицу» и отдаться вольному ветру. Пусть кто-нибудь другой – за нас – выстраивает отношения, справляется с противостоящими силами. Но никто ничего не сделает за нас.

Властная вертикаль подавляла развитие горизонтальных связей в обществе – и экономических, и социальных, прямо вмешиваясь не только в общественную, но и в частную жизнь граждан. Практически на протяжении всей нашей истории отношения власти с народом напоминали улицу с движением в одну сторону: власть как бы проистекала сверху вниз, подобно потоку, а народ внизу лавировал между брызгами и струями, пытаясь жить по-своему, повторяя, таким образом, модель взаимоотношений еще ордынского времени, когда властители требовали дани, а подданные уклонялись всеми возможными силами.

Власть и народ отделены друг от друга невидимой, но ощутимой стеной: они – сами по себе, мы – сами по себе. Конечно, и так называемые «низы» всегда интересовались политикой, и «верхи» заботились о том, чтобы выглядеть прилично в народном мнении. Но этот взаимный интерес никогда не был достаточно активным.

Историки и политологи находят массу причин и предпосылок для деформации правосознания российского общества: огромная территория создавала потребность в сильной центральной власти; грандиозные государственные цели были недоступны пониманию основной массы населения и заставляли относиться к ним формально. При этом хозяйственные задачи страны были достаточно примитивны и не требовали высокого уровня правосознания населения. Социальный, национальный и религиозный состав государства неоднороден, что затрудняло выработку общих принципов и препятствовало консолидации общества.

Мы любим говорить о «бездуховности» западной жизни. Но западный менталитет сложился на основе многовекового религиозного воспитания, на основе христианских ценностей, и справедливость ощущается всеми как норма общественной жизни – она может нарушаться, но при этом остается нормой, ибо, согласно средневековому положению, « век господства несправедливого обычая ни на миг не может создать права».Протестантская этика, в отличие от православной, считала благом труд и частную собственность, а права и свободы личности ставила на первое место. Для российского менталитета было более характерно стремление к справедливости– Лев Толстой, например, даже считал правопомехой на пути нравственного прогресса.

Но получается, что мы не обрели ни права,ни правды:обратимся к нашим – сознательным или подсознательным – убеждениям: справедливость для нас скорее редкое исключение, чем правило. Мы осуждаем ложь, беззаконие и воровство, но не верим в возможность их искоренения, не верим в действенное право, одинаковое для всех, и считаем, что любая власть обманывает людей.