Бремя власти: Перекрестки истории

Слова Петра не разошлись с делами. В ходе генерального сражения шведам удалось преодолеть плотный огонь и вломиться в боевые ряды русских. В особенно тяжелом положении оказались солдаты Новгородского полка. Их командир Феленгейм был убит. Положение складывалось критическое. Еще немного, и части могли бы дрогнуть, податься назад, опрокидывая вторую линию войск. Ситуацию спас Петр. Он промчался вдоль фронта семи батальонов и повел в контратаку второй батальон новгородцев. Поступок Петра – самой высшей пробы. Источники свидетельствуют, что в этот момент царь был на волосок от смерти. Одна пуля сбила с него шляпу, другая угодила в седло, третья будто бы ударила в крест на груди, некогда подаренный монахами Афонской горы его деду, царю Михаилу Федоровичу. Трудно представить, что случилось бы, окажись кто-то из шведских стрелков удачливее. Но вот что бесспорно: Петр повел себя как простой офицер, или, точнее, сделал то, что должны были сделать, но не сделали, старшие офицеры в критический момент, когда сражение могло пойти по другому сценарию. Он рисковал, однако, этот риск отличался от бравады Карла XII, столько раз подставлявшего себя под пули. Карл искал славы. Петр же исполнял долг, доказывая поступком верность своему слову: «Ему житие свое недорого, только б жила Россия в блаженстве и славе…»

Император Николай I, императрица Александра Федоровна, великие князья Александр и Константин Николаевичи в Летнем саду

Но долг оправдывал и самые низкие поступки.

Герцен рассказывал в своих знаменитых воспоминаниях об аресте студента Александра Полежаева, имевшего несчастье вызвать неудовольствие Николая I поэмой «Сашка». Бдительный монарх углядел в сочинении «следы, последние остатки»(имелось ввиду влияние декабристов) и велел отдать Полежаева «на исправление» в солдаты. «Я тебе даю военной службой средство очиститься», – объявил монарх потрясенному юноше. Таким образом, Николай I исполнил долг полностью: выявил, осудил и наказал крамолу и тут же явил свою милость, пообещав помилование. Последнее было сделано им по лучшему образцу строгого, но справедливого отца-благодетеля. «От тебя зависит твоя судьба. Можешь мне писать», – милостиво разрешил царь и поцеловал поэта в лоб [11;166–167]. Герцен насчет этого поцелуя десять раз переспрашивал – все не верилось, что можно так лицемерить. Но ведь Николай не лицемерил – исполнял свой долг.

Бремя власти стало бременем долга. С легкой руки Петра I российским монархам предписывалось являться перед подданными в образе строгого самодержца, могущего требовать полного и безусловного исполнения обязанностей уже в силу собственного самозабвенного служения. «Изрекши закон свой, он (самодержец), так сказать, сам первый его чтит и ему повинуется, дабы другие и помыслить не смели, что они от того уклониться или избежать могут», – эти поучительные слова канцлера Безбородко, человека умного, опытного, имеют прямое отношение к категории долга – ведь долг есть совокупность законов, скрепленных морально-этическими нормами [64;57]. Образ власти обязывал российских монархов делать все сразу – издавать законы, превращать часть их в долг и самим же исполнять.

X

К привычному стереотипу справедливого монарха Екатерина II прибавила определения мудрого правителя и законотворца. Торжество закона и было объявлено, собственно, торжеством подлинной справедливости. По этой причине Екатерина Великая была возведена поэтами в главную российскую Минерву – богиню мудрости:

Чего желать России боле?
Минерва на ея престоле…

Императрица Екатерина II

Эти панегирические строки Александра Петровича Сумарокова были написаны в первый год правления Екатерины. Она еще не обустроилась на престоле, была осмотрительна и озабочена необходимостью придать своему воцарению хотя бы видимость легитимности. Напомним, что из всех правителей, захвативших власть в результате дворцового переворота, ее положение было наихудшим – права призрачнее, даже чем у Екатерины I. Но… «умереть или царствовать!» Этот лозунг Екатерины, придуманный ею задним числом, плюс поддержка гвардейцев, позволили ей совершить невозможное. Теперь следовало обустроить это восхождение, впечатать себя в образ единственно законного монарха, да так, чтобы не осталось ни одного зазора-сомнения.

Манифест от 28 июня 1762 года о вступлении на престол Екатерины II (фрагмент)