Бремя власти: Перекрестки истории

Иван Петрович Шуйский – князь, боярин и воевода, герой успешной обороны Пскова от войск Стефана Батория в 1581 году – проявляя незаурядное личное мужество, он с пятидесятитысячной пехотой и семитысячной конницей противостоял стотысячному польскому войску. В 1585 году, во время коронования Федора, Иван Шуйский получил звание наместника Псковского и все доходы со Пскова – подобной награды не имел до него никто из бояр. «Воинская слава князя Ивана Петровича гремела не только по всей России, но и в целом образованном мире, читавшем еще недавно на всех европейских языках описания знаменитой осады Пскова и восторженные хвалы его защитнику» [50;377].

А. К. Толстой создал в драме выразительный образ, в котором беззаветная храбрость и честность сочетаются с наивностью и мягкостью сердца – «зело он мягко-серд», «младенец сущий». Прямота, благородство, великодушие, доблесть, рыцарство – все эти прекрасные качества уживаются в нем с боярской гордостью, необдуманной стремительностью поступков и некоторой односторонностью. Воин с душой ребенка – но не политик, не интриган. В этом его сила, в этом и его слабость.

Интрига против Годунова провалилась – кроткий царь Федор возмутился требованием отпустить царицу «во иноческий чин» и вступить в новый брак «чадородия ради». Братьев Ивана и Андрея Шуйских сослали, имущество конфисковали. В ссылке они и умерли – как говорили в народе, не без участия приставов Годунова, ускоривших кончину опальных. Положение Годунова укрепилось. К лету 1587 года он вполне мог торжествовать победу – соперников ему не было.

«Борис Федорович – теперь лорд-правитель (lord-protector of Russia),– пишет Дж. Горсей. – Велика была его наблюдательность, которая помогла ему быть прославляемым, почитаемым, уважаемым и грозным для его людей, он поддерживал эти чувства своим умелым поведением. Так как был вежлив, приветлив и проявлял любовь как к князьям и боярству, так и к людям всех других сословий» [14;87–88].

Годунов правил страной, оставаясь в тени, «поддерживая» власть царя – так же, как держал он, стоя рядом с троном, «царского чину яблоко золотое».

Постепенно за рубежом создавалось представление о Борисе как о человеке, принадлежащем к правящей династии, обладающем огромной властью, соправителе и «кровном приятеле» государя – чему немало способствовали иностранные дипломаты и купцы, обласканные им, а также возвращаемые по домам пленные. «То великий человек, – еще в 1585 году писал один из московских дипломатов, явно под указку Бориса, – боярин и конюший, а се государю нашему шурин, а государыне нашей брат родной, а разумом его Бог исполнил и о земле великой печальник» [41;63].

Титул Годунова, постепенно обраставший новыми и новыми званиями, звучал весьма выразительно: «Государю великому шурин и правитель, слуга и конюший боярин и дворовый воевода и содержатель великих государств, царства Казанского и Астраханского». Борису дан был высший чин конюшего, и он стал во главе Конюшенного и Земского приказов, которые собирали налоги с посадов и черносошных крестьян. Примерно в 1588 году Борис получил даже позволение вступать в переписку с иностранными монархами и обменивался посланиями, например, с Максимилианом, братом императора Рудольфа, и с королевой Елизаветой: «…то его царскому имени к чести и к прибавленью, что его государев конюший боярин ближний Борис Федорович Годунов ссылатись учнет с великими государи» [41;65].

Во время дворцовых приемов Борис стоял у самого трона – выше сидящих «в лавках» бояр, на пирах за его здоровье пили сразу же после Федора и других государей, а иностранные послы после царя представлялись Борису, у которого были собственные двор и штат. Богатство Годунова было впечатляющим: по размерам доходов с ним не мог соперничать никто из бояр – он был в состоянии, по словам Дж. Горсея, в какие-нибудь сорок дней поставить в поле сто тысяч хорошо снаряженных воинов.

Обладая таким могуществом и богатством, Борис был в то же время «щедрым помощником нуждающимся, кротко и внимательно выслушивал всевозможные просьбы народа о всяких вещах; он был приятен в своих ответах всем, жалующимся на обидящих, и быстро мстил за обидимых и вдов; он много заботился об управлении страной, имел бескорыстную любовь к правосудию, нелицемерно искоренял всякую неправду, даже чрез меру заботился в городах разных зданий для наполнения царства и снабжения их приличными украшениями» [48;230–231].

Борис был справедлив и добродетелен – устроитель земли русской, защитник слабых, он даже пытался побороть два отечественных порока: взяточничество и «чрезмерное богомерзкое винопитие». Даже те, кто был настроен в целом отрицательно к Борису, не могли не признать, что Годунов – «усердный ревнитель о всяком благочестии», «прилежный охранитель старинных церковных порядков» и всякого зла «властный и неумолимый искоренитель, а другим за добро искренний воздаятель» [48;230–231].