Бремя власти: Перекрестки истории

В 1795 году был заключен его брак с принцессой Юлией Генриэттой Ульрикой Саксен-Заафельд-Кобургской, принявшей в православии имя Анны Федоровны. Константин, судя по всему, не был хорошим мужем. Мережковский не придумал эти жутковатые подробности о стрельбе по крысам, о недостойном обращении с женой. Виже-Лебрен, например, пересказывает в своих воспоминаниях подробности свадьбы Константина: «Вечером в день своей свадьбы, уже поднимаясь к молодой жене, он впал в страшную ярость из-за нарушения каким-то солдатом предписанных правил. Сцена сия затянулась столь надолго, что свита никак не могла взять в толк, как это он предпочитает оскорблять служителя, вместо того чтобы уединиться с прелестной женщиной, лишь этим утром ставшей его супругой» [9;36].

Супруги расстанутся в 1801 году, и Анна покинет Россию. Официальный развод Константин получит только через двадцать лет и тогда же оформит свой второй, морганатический брак с княгиней Иоанной Грудзинской, возведенной императором Александром в графское достоинство под именем княгини Лович.

Даже Шарль Массон, настроенный доброжелательно к Константину, не может не признать присущей ему жесткости: «Этот молодой великий князь не имеет такой любезной и пленительной наружности, как его брат, но в нем больше смелости и живости: взбалмошность у него занимает место ума, а шало-пайство – любви к народу… Несмотря на свою невыдержанность, он наделен способностями, кои могли бы сделаться со временем блестящими качествами, потому что он мужествен, щедр и охотно выручает своих друзей. Его энергия неистощима, а свойственная ему откровенность редко встречается в принце. Впрочем, он достойный сын своего отца: те же странности и вспышки, та же жестокость, то же буйство» [33;108].

Великий князь Константин Павлович

Буйством сын явно превосходил отца: там, где Павел вспыльчив и невыдержан, Константин – злонамерен и даже непристоен.

Всего за несколько месяцев до своей смерти Екатерина пишет воспитателю великих князей графу Николаю Ивановичу Салтыкову [130]о безобразном поведении внука: «Мне известно безчинное, безчестное и непристойное поведение его в доме генерал-прокурора, где он не оставлял ни мужчину, ни женщину без позорного ругательства. Сверх того, он со всякою подлостию везде, даже и по улицам, обращается с такою непристойной фамильярностию, что я того и смотрю, что его где-ни-есть прибьют к стыду и крайней неприятности. Я не понимаю, откуда в нем вселился таковый подлый san-sculotisme, [131]пред всеми его уничижающий». [132]Интересно, что именно в уста Константина вкладывает Мережковский первую ключевую фразу пьесы: «Зверем был вчера, зверем будет и сегодня» – свой свояка видит издалека.

При императоре Александре Константин будет принимать участие в войнах против Наполеона, командовать гвардией. С образованием Царства Польского – в 1816 году – царь назначит Константина главным предводителем польских войск с весьма широкими полномочиями, превращающими его практически в вице-короля Польши. В 1822 году он отречется от своих прав на престол, после смерти Александра подтвердит свое отречение, предоставляя возможность царствовать Николаю Павловичу. Скончается в 1831 году в Витебске от холеры.

А пока же, в 1801 году, он – цесаревич, полковник, шеф Санкт-Петербургского гренадерского полка, шеф лейб-гвардии Измайловского полка, командующий пятью эскадронами Конной гвардии, начальник кадетских корпусов, шеф лейб-гвардии конного полка. Несмотря на молодость, он успел уже побывать на поле боя, участвуя в итальянском походе А. В. Суворова. [133]

Константин не был посвящен в планы заговорщиков: «Император Александр не захотел открыть своему брату тайну замышляемого заговора, он страшился его нескромности и, быть может, его честности и прямоты. Пален внушил ему также опасение, что если великий князь узнает о проекте свергнуть с престола его отца, он может открыть все отцу в надежде погубить своего старшего брата и самому занять его место: без сомнения, Константин был далек от подобного расчета, но очень вероятно, что он оказал бы долгое, энергичное и, быть может, действительное сопротивление решению своего брата» [54;145–146]. О смерти отца Константин узнал от пьяного Платона Зубова, разбудившего его среди ночи. Константин был удивлен и даже напуган. Пожалел ли он отца? Или брата? А может быть, утешился излюбленной фразой: «А впрочем, все там будем! »