Бремя власти: Перекрестки истории

В 1773 году Павел вступил в брак с принцессой Гессен-Дармштадской Вильгельминой, по принятии православия нареченной Натальей Алексеевной, которая скончалась через три года от родов. В 1776 году он женился вторично на принцессе Вюртембергской Софии Доротее – в православии Марии Федоровне.

В 1781–1782 годах Павел и Мария Федоровна путешествовали по Европе под именами графа и графини Северных. Во время вояжа Павел не стеснялся открыто критиковать политику Екатерины и ее фаворитов. Когда супруги возвратились в Россию, Екатерина решила окончательно удалить Павла от двора и подарила ему Гатчину. Павел обустроился в гатчинском имении на свой излюбленный лад и зажил там обособленно и замкнуто, как в отдельном государстве.

Павел завел собственное войско, целыми днями занимаясь его обмундированием и муштрой. Как всякий внутренне слабый человек, сугубо штатский по натуре, он обожал все военное и строевое. Постепенно военное дело пронизало собой всю его жизнь и подчинило себе все мысли. Идеалом общественного устройства стала для императора армия с ее строгим порядком и единоначалием.

Современникам гатчинское житье представлялось странным анахронизмом. Саблуков пишет: «Отец мой в то время стоял во главе государственного казначейства, и в его обязанности, между прочим, входило выдавать их высочествам их четвертное жалованье и лично принимать от них расписку в счетную книгу казначейства.

Во время поездок, которые он совершал для этой цели в Гатчину и в Павловск, я иногда сопровождал его и живо помню то странное впечатление, которое производило на меня все то, что я здесь видел и слышал. Тут все было как бы в другом государстве, особенно в Гатчине, где выстроен был форштадт, напоминавший мелкие германские города. Эта слобода имела заставы, казармы, конюшни и строения точь-в-точь такие, как в Пруссии. Что касается войск, здесь расположенных, то можно было побиться об заклад, что они только что пришли из Берлина» [54;15].

Французская революция оказала огромное влияние на Павла. Именно либеральные идеи, усвоенные его матерью, считал Павел, привели общество к чудовищной распущенности, поэтому, дабы избежать революции, следовало установить в стране военный порядок, ограничив личные и общественные свободы.

Другой идеал общественного устройства – средневековый рыцарский орден с присущими ему традициями верности, храбрости, чести и служения государю. Еще в детстве увлекся он рыцарскими историями, которые развивали его богатое воображение: «Читал я его высочеству, – пишет в 1765 году Порошин, – историю об ордене мальтийских кавалеров. Изволил он потом забавляться и, привязав к кавалерии свой флаг адмиральский, представлять себя кавалером мальтийским» [45;178–179].

Еще в 1776 году Павел учредил Инвалидный дом для русских матросов, посвятив его Мальтийскому ордену и распорядившись поместить на фронтоне здания мальтийский крест. В 1798 году Павел – православный государь! – станет великим магистром католического ордена Св. Иоанна Иерусалимского, рассматривая институт ордена как школу чести и законности для дворян всех стран Европы. [140]

Но стремление к средневековой рыцарственности выглядело смешным в глазах современников и потомков, вызывая параллели с романом Сервантеса: полвека спустя желчный Герцен напишет, что «Павел I явил собой отвратительное и смехотворное зрелище коронованного Дон-Кихота» [58;97].

«Русский Гамлет»

До тех пор пока призрак короны не стал реальностью, судьба принца Павла вызывала у современников прямые ассоциации с судьбой принца Датского, созданного гением великого Шекспира: «Павел – русский Гамлет». Литературное сравнение родилось во время путешествия Павла по Европе, и император Австрии Иосиф II даже наградил 50 дукатами актера придворного театра, высказавшего остроумную мысль, что в присутствии графа Северного нельзя играть эту шекспировскую пьесу, поскольку Гамлетов окажется двое: один – на сцене, другой – в зале. [141]

Император Павел I

Роль Гамлета настолько пришлась Павлу впору, что однажды ему даже явилась тень предка – Петра Великого, – которая, однако, не подвигла принца на какие-либо решительные действия, но лишь воскликнула, прозревая грядущие беды: «Павел, бедный Павел, бедный князь!»

Но сходство Павла с литературным героем ограничивается лишь подобием жизненной ситуации. В характерах двух принцев не было ничего общего: Павел предпочел смириться под ударами судьбы, почти тридцать лет терпеливо ожидая воцарения. «Если чему обучило меня путешествие, то тому, чтобы в терпении искать отраду», – пишет он своему бывшему наставнику отцу Платону [142] [40;316].