Брешь

Там, освещённый светом, просачивающимся сквозь рваные ажурные занавески из незакрытого окна, стоял низкий, тяжёлый стол.

Стол окружали четыре горшка, полные пепельных дымящихся благовоний. К каждой из его ножек была привязана длинная верёвка. Обтрёпанные концы каждой верёвки были окрашены в красновато-коричневый цвет. Это был их алтарь, место, где они связывали своих жертв, чтобы совершить ритуал овладения телом.

— Боже мой, — пробормотала я.

— Кто ты? — прошептал кто-то.

Он был близко. Я моргнула, отваживаясь пройти мимо лестницы, ведущей на второй этаж. Держа нож наготове, я взглянула вверх, но не увидела ничего, кроме темноты на верхней ступеньке лестницы, и поэтому снова обратила своё внимание на гостиную. У окна, с привязанными руками к батарее, сидел на корточках мальчик, возможно, на год или около того моложе меня. Раздетый до замусоленной, старой футболки, он дрожал в холодном воздухе неотапливаемого дома. Его руки были покрыты следами когтей, отвратительными, сочащимися красными ранами. Его ярко-зелёные глаза, круглые от ужаса, выглядывали из-под спутанных тёмно-русых волос. Слёзы текли по его щекам, оставляя узкие дорожки на грязном лице.

Голос из моего прошлого эхом отдавался у меня в ушах: Анна, Страж в тёмном городе, рассказывала мне, как она узнала, что Надя ещё не была одержима Мазикиным: Надя плакала.

— Я не причиню тебе вреда, — прошептала я и приложила палец к губам.

Я медленно двинулась вперёд, чувствуя едва слышный стон половиц, который предупредил бы Мазикинов наверху о моём присутствии. Присев на корточки рядом с мальчиком, от которого несло мочой и потом, я осторожно разрезала ножом верёвки, связывавшие его запястья, которые были в крови от его отчаянных попыток освободиться. Мальчик сосредоточил своё внимание на лестнице. Мы оба знали, что именно оттуда исходит угроза, если нас обнаружат. Пока я освобождала его, я заметила, что его руки были покрыты не только следами когтей… но и следами от уколов. Свежие синяки и струпья на сгибах локтей и на внутренней стороне рук. Этот парень был так молод, но он уже был наркоманом.

— Они сказали мне, что у них здесь есть что-то, чтобы расслабиться, — прошептал он, увидев, что я смотрю на следы от уколов.

Я снова приложила палец к губам и покачала головой. Он расскажет мне всё, когда мы будем в безопасности. Но внутри у меня всё сжалось от гнева. Так вот как эти Мазикины вербовали людей. Они заманивали запутавшихся в себе детей в этот дом… и отправляли их души прямиком в ад

С последним надрезом ножа верёвки упали с запястий мальчика. Я поймала его, когда он повалился на губчатый, влажный ковёр. Он обхватил свои ободранные запястья и прильнул ко мне, его плечи тряслись, а лицо исказилось от боли. Я обняла его и прошептала так тихо, как только могла:

— Всё хорошо. Ты в порядке. Я держу тебя.

Как бы сильно мне не нравилось быть рядом с большинством людей, я хотела утешить этого ребёнка. Я знала, что он чувствует, и хотела дать ему обещания. Я хотела сказать ему, что он не был просто расходным материалом, что впереди были лучшие времена, что он был не один. Я могла бы стать такой же, как он, если бы не Диана. Поэтому я обнимала его, как мать, в которой он нуждался в тот момент, и молча боролась со своими собственными воспоминаниями о том, что была сломлена и не имела никого, кто мог бы сделать это для меня.

Наконец он взял себя в руки и провёл руками по лицу, размазывая слёзы по грязным щекам. Он посмотрел на меня из-под копны сальных светлых волос, настороженно и робко.

— Меня зовут Ник, — сказал он.

Я покачала головой, зажала его губы и попыталась ободряюще улыбнуться. Он кивнул, улыбаясь в ответ, хотя я держала его рот закрытым. Это была самая милая, самая обнадёживающая маленькая улыбка, и я была полна решимости заслужить её. Я приблизила своё лицо к его грязному уху.

— Ты можешь идти? Нам нужно вытащить тебя отсюда.

Он кивнул, и я подняла его на ноги, держа за руку, пока он не успокоился. Я указала на коридор, который вёл в подвал. Вместе мы медленно прошли мимо лестницы, через несколько лучей света, пробивающихся сквозь щели в досках, открывая взору клубящуюся пыль в прихожей.

Пол над нашими головами заскрипел. Ник задрожал, прижавшись ко мне. Я взяла его за руку, крепко сжала и потащила в коридор. Мы на цыпочках прошли мимо кухни. Мимо гостиной. Сверху донёсся грохот, за которым последовала серия ворчаний. Кто-то проснулся. Последовала ещё одна волна рычаний и кашля.

— А что они там делают? — прошептал Ник мне на ухо.

Я была почти уверена, что Мазикины разговаривают друг с другом, но я боялась, что это его напугает, поэтому пожала плечами и потащила его к двери подвала. Потолок начал стонать и скрипеть. Кто-то двигался. Быстро. Они нас услышали.

Мы как раз достигли шатких ступенек подвала, когда Ник вскрикнул:

— О, Боже!