Брестский квартет

— Значит, через город дороги тоже нет… — подвел печальный итог подполковник. — Спасибо, товарищи за сведения!.. Можете пока идти отдохнуть… К сожалению, накормить не могу… Нечем… Сами уже второй день на подножном корму. Он повернулся к остальным задержанным… Узнав, что документов ни у кого, кроме Крутицына, нет, нахмурился. Спросил сухо: — При каких обстоятельствах потеряны?.. Почему не сохранили? Внимательно выслушал объяснения, переводя колючий взгляд, то на Чибисова, то на Соловца с Брестским, на их осунувшиеся заросшие многодневной щетиной лица. Выдержал паузу… и махнул вдруг устало рукой: — Ладно… Верю. На диверсантов, вроде бы, не похожи… Мы все тут, как говорится, в одной лодке… В общем, товарищи, ситуация такова…

Наши войска отступали не только от границы. Барановичи, куда так стремился Чибисов, были давно уже заняты немцами. Более того, пал и Минск.

— Да-да, товарищи, мы в глубоком немецком тылу… В окружении… — подтвердил самые страшные предположения Федора подполковник. — Большой массой нам, увы, не пройти. Все попытки прорваться в течение вчерашней и сегодняшней ночи успеха не имели. И думаю, уже бессмысленны… Только понапрасну людей положим… Поэтому!.. приказываю всем разделиться на небольшие отряды: по три — пять человек, и самостоятельно выходить из окружения…

Поздно вечером четверка друзей двинулась в леса и далее через Пинские болота (по совету Крутицына) в сторону Гомеля. Из окружения они вышли лишь через месяц… Что сталось дальше с танкистами, подполковником и остальными собранными в лесу бойцами, друзья так никогда и не узнали…

25

— Кто может подтвердить Вашу личность? — спросил капитан особого отдела, исподлобья глядя на Чибисова.

Федор назвал несколько фамилий, в том числе капитана Буланова и полковника Алехно — всех, кого знал, кого смог вспомнить, выдерживая пристальный, недобрый взгляд энкэвэдэшника и чувствуя, что ему не верят. Хоть повались он сейчас в ноги или ударь себя кулаком в грудь. Все равно — не поверят. Чибисову вдруг показалось, что комната наполнена каким-то свинцовым зыбким туманом, от которого стало трудно дышать… Особист ухмыльнулся краешком рта, словно зная что-то такое, чего не знал еще лейтенант и что делало вину последнего очевидной…

— Полковник Алехно говоришь?.. Застрелился твой полковник, как последний… Покончил жизнь самоубийством… Избежал, так сказать, ответственности за судьбу своей дивизии… А остальные, о ком говоришь, судя по всему, погибли или попали к вам в плен. Иначе откуда тебе, шпионская морда, знать про ту пограничную часть и полковника Алехно? — особист скрипнул зубами и ударил кулаком по столу. Тоненько звякнул крышечкой графин с водой. Чибисов, глядя на всплеснувший крошечными волнами водяной овал, аккурат посреди графина, облизнул пересохшие губы. — А может, ты — засланный к нам диверсант? Вон, вчера у переправы полроты саперов перестрелял и… Немецкий десант. И все, заметь, были одеты в нашу форму… Ну рассказывай, гад, как был завербован и где?! А может, тебя из-под самого Берлина к нам заслали? А?!

У Федора гулко застучало в висках и стол вместе с капитаном вдруг накренился куда-то вбок… «Только не хватало еще в обморок здесь грохнуться» — мысленно разозлился на себя лейтенант и обхватил руками голову… Особист, воспринявший это как жест отчаянья, торжествующе осклабился… «Плохо дело» — подумал Чибисов…

— Плохо дело, — повторил несколько раз Крутицын, прохаживаясь из конца в конец подвала, в котором был заперт вместе с Соловцом и Брестским (Чибисова первым вызвали на допрос). Как глупо все это: избежать немецкого плена, пробраться через захваченную врагом территорию, натерпевшись всевозможных лишений и страхов, чуть не потонуть в болоте, и все для того, чтобы оказаться в застенках Черезвычайки… Неужели они знают о том неудавшемся аресте утром 22-го? Неужели у них так хорошо поставлена информация?

На Диму, сидевшего в углу на куче несвежей соломы, Крутицын старался не смотреть, потому как считал себя прямым виновником его несчастий. «Да-а… Надо было распрощаться с парнем еще в N. Нет же, обрадовался старый хрыч, что в попутчики набивается… Вот теперь, Сергей Евграфович, думай, что делать. Думай…» Морячок сидел в углу, и лицо его было скрыто в тени.

— Сергей Евграфович, а вы боитесь смерти? — донеслось неожиданно оттуда…

— Боюсь, — честно ответил счетовод и вздохнул: жалко было наградного револьвера и опасной бритвы (Машин подарок), отобранных при обыске.

— А вдруг они нас расстреляют?… Не поверят и расстреляют? — не унимался Костя. Судя по всему, этот вопрос занимал сейчас все его мысли.

— Ну, это уж вряд ли, — бодро начал Крутицын, стараясь хоть как-то ободрить паренька. — С чего бы им нас стрелять… Разберутся, Костя! Запросят твой корабль… Там уж точно подтвердят, что ты — это ты. И вообще, люди-то фронту нужны… Не время сейчас ими разбрасываться. Разберутся!