Брестский квартет

Поручик сразу напрягся: обыщут или нет? В кармане штанов лежала лимонка, чтобы, в случае чего, не даться немцам живым.

По шуму шагов он определил, что подошли двое. Обыскивать не стали, лишь забрали автомат и, подхватив под мышки, подтащили Крутицына к танку. Когда стали поднимать на броню, поручик застонал и открыл глаза. Прямо над собой увидел лицо высунувшегося из люка унтера.

— Очнулся?.. Куда ранен, солдат?

Поручик вдруг испугался, что танкисты чего доброго начнут перевязывать его мнимую рану. «Эх, растяпа ты, Сережа! Какая же ты растяпа: не догадался хоть бинт какой на руку намотать». Но отступать уже было поздно.

— В руку. Сквозное… Спасибо, герр офицер, все в порядке, — быстро заговорил он. — Я уже остановил кровотечение. Но мой командир, обер-лейтенант Вальтер. Ему нужна срочная помощь. Он там, в кустах… орешника…

— Сейчас будет тебе и командир. Рихард, Шнайдер, сходите за лейтенантом, только не забудьте автоматы, — стал давать распоряжения унтер. — А ты, Зигмунд, подстрахуй-ка их из пулемета, а то русских здесь, как тараканов. Вон и пехота от них пострадала…

Крутицыну помогли забраться внутрь. Там его ждало, пожалуй, самое главное испытание. В танке до одури восхитительно пахло жареной курицей! Да вот и она сама — с аппетитной румяной корочкой, правда, уже без ножек и крылышек, лежала перед ним на аккуратно расстеленной газете вместе с вареными яйцами и салом. Поручик, уже не притворяясь, застонал от боли в ссохшемся от голода желудке. Он едва сдержался, чтоб не попросить что-нибудь съесть.

— Битте, — унтер гостеприимно показал на импровизированный стол, но Крутицын нашел в себе силы отрицательно мотнуть головой:

— Спасибо… не хочу. Попить бы…

Ему тут же сунули в руки приятно булькнувшую содержимым флягу. Глотнул и закашлялся от неожиданности — во фляге оказался шнапс. Огненная волна мгновенно прошла по телу, ударила в голову. «Слаб я стал, однако», — подумал поручик и, привалившись к клепанной, выкрашенной белой краской стене, прикрыл глаза.

— Гут… — одобрительно кивнул унтер и на какое-то мгновение приник к панораме.

Этого вполне хватило Крутицыну, чтобы осмотреться. Кроме унтера, внутри находились еще двое: водитель и стрелок. «Эх, если бы не танк, подорвал бы вас всех к чертовой матери!» — мелькнуло в голове поручика. Но тут его взгляд упал на большой, стоящий позади унтеровского сиденья ящик, на котором лежала добротная, коричневой кожи портупея. Из расстегнутой кобуры призывно торчала рукоятка пистолета…

Из своего укрытия — зарослей орешника — Чибисов хорошо видел весь разыгранный старшиной спектакль и вот теперь, приникнув щекой к автомату, готовился принять идущих прямо на него танкистов. Но чем меньше оставалось расстояния между ними, тем тревожнее становилось на душе лейтенанта: не навредят ли Крутицыну его выстрелы? Что там происходит внутри? Может быть, старшину уже раскусили? Но тогда зачем сюда идут эти двое? А танкисты уже совсем рядом, и решение надо принимать немедленно. Стрелять или не стрелять?..

Немцы остановились в двух шагах от лейтенанта и растерянно затоптались на месте, не решаясь, видимо, заходить в лес.

— Герр офицер… — тихонько позвал один из них.

— Комарад… — отозвался из-за кустов Чибисов, и когда танкисты повернулись на голос, нажал на спусковой крючок. Лейтенант бил почти в упор. Немцы буквально переломились пополам и рухнули в заросли. Немедленно заработал башенный пулемет, и Федор едва успел откатиться в сторону — крупнокалиберные пули с ненавистью вспороли землю, на которой он только что лежал. С шумом обрушились срезанные огнем ветки. «Неужели у старшины ничего не вышло…» — похолодел лейтенант.

— Проклятье! Да это же засада!

Наблюдавший за товарищами унтер-офицер мгновенно все понял, но обернуться уже не успел. Пуля вошла ему точно в затылок, и он не почувствовал боли. Грохот пулемета заглушил первый выстрел. Оглушительно звонко ударил второй. Обмяк в кресле и навсегда затих стрелок. Над смятенным, еще ничего непонимающим водителем кто-то резко скомандовал:

— Руки вверх!

Тот послушно выполнил приказ и растерянно обернулся, сразу же натолкнувшись взглядом на наставленный на него пистолет. Водитель медленно поднял глаза и, к своему ужасу, увидел перед собой раненого пехотинца, который уже не казался таким нелепым и беспомощным и, судя по всему, не был даже ранен. Да и немец ли он вообще?

— Заводи! — приказал пехотинец, мотнув пистолетом, и водитель, вжав голову в плечи, поспешил запустить двигатель.

Пулемет внезапно смолк. Внутри танка глухо бухнуло, но что это может значить, Федор понять не успел — механическая громада, зарокотав, выпустила черный выхлоп и рванула прямиком к его укрытию. «Сорвалось. Все сорвалось! Немцы все-таки сумели раскусить Крутицына. Эх, говорил же!..» Не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки, Чибисов бросился назад к отряду, но не пробежал и десяти метров, как стремительно нарастающий за спиной лязг вдруг смолк и с просеки долетело:

— Командир, все в порядке! Скорей сюда!