Бретонская колдунья

«Это же „Жирная Хавронья“!» – вяло удивилась Жаккетта, пытаясь отдышаться и прогнать режущую боль из груди. – «С Жирного тупика попали в „Жирную Хавронью“! Дела… А, может, тут нас еще быстрее обдерут, чем в тупике… А!.. Больше не побегу, пусть грабят!»

Она скинула замучивший ее во время бега капюшон и левой рукой с наслаждением принялась убирать с потного лба прилипшие прядки волос. Правую все еще держала женщина, которая привалилась к стене и, полусогнувшись, заходилась свистящими вздохами.

– Лопни мои глаза! Жаккетта! Ты что здесь делаешь?! – раздался над головами сидящих голос Большого Пьера.

Теперь уже Жаккетта поволокла еле переставляющую ноги женщину к столу, где в гордом одиночестве сидел Большой Пьер.

– Здрасьте-пожалуйста! Ты чего это с кнутом в руке по улицам в такую пору носишься? В лошадку и кучера играли? – веселым тоном Большой Пьер скрывал свою встревоженность загнанным видом Жаккетты.

Понимая ее состояние, он протянул ей кувшин.

Женщина, наконец, отпустила запястье Жаккетты. И Жаккетта принялась тушить полыхающий в горле пожар. В кувшине оказалось совсем неплохое вино, явно не из той бочки дрянного пойла, что глушили остальные посетители кабачка.

Честно отпив только половину, Жаккетта отдала кувшин женщине, рухнула на табурет рядом с Большим Пьером, и, не сводя тревожного взгляда с входа, принялась рассказывать:

– Меня госпожа Жанна за своими сережками к ювелиру в Жирный Тупик послала. Я, сдуру, одна и пошла. А как только из лавки вышла, так какой-то оборванец чуть не прирезал, за здорово живешь! Кнутом-то я его отогнала, так он за дружками кинулся. Еле мы убежали. Они, наверное, где-нибудь поблизости затаились. Я так неслась, что у меня коленки трясутся от усталости. Что делать будем, Большой Пьер?!

– Не бойтесь, сейчас домой пойдем! При мне они не посмеют показаться! – старый воин довольно погладил рукоять клинка. – А подружка твоя кто?

Женщина уже отдышалась, выпила кувшин до дна и тоже откинула капюшон, внимательно глядя на Жаккетту.

Жаккетта оторвалась от слежения за входом и глянула на невольную попутчицу. Ужас почище недавнего приморозил ее к табурету.

Это была колдунья Мефрэ собственной персоной.

* * *

Сначала Жаккетта хотела завизжать, чтобы Большой Пьер прогнал ведьму прочь, но некстати вспомнила, что, как ни крути, а колдунья спасла ей жизнь – ведь пока она, Жаккетта, копошилась бы у выхода из Жирного Тупичка, переживая после нападения, нищий бы вернулся с подмогой и никакой хлыст не помешал бы им перерезать Жаккетте горло.

Поэтому она хрипло выдавила:

– Это наша соседка, тоже из лавки шла…

– Госпожа Андриё! – церемонно представилась Мефрэ и опять накинула капюшон.

* * *

Под надежной охраной Большого Пьера они беспрепятственно покинули кабачок и пошли домой. Но Жаккетте все время казалось, что из подворотни в подворотню за ними крадутся три темные тени, и она постоянно оглядывалась.

А только она переводила взгляд на спокойно идущего Большого Пьера, то видела шагающую по другую сторону от него колдунью, и сразу вспоминала слова Аньес: «Бегает по крышам черной кошкой и людей в зверей обращает!»

Мефрэ тоже изредка поглядывала на нее и, как тогда, во время визитов за любовным зельем, чуть презрительно улыбалась.

На последнем перекресте перед Аквитанским отелем она остановилась и сказала:

– Спасибо за охрану, здесь я уже одна дойду.

Жаккетта очень обрадовалась, что проклятая ведьма оставит их в покое, но с громадным удивлением услышала собственный голос:

– Еще чего! Прирежут у самого дома – и все дела! Мы Вас лучше до калитки доведем!

И совершенно несчастная от своих же слов, первой обреченно пошла к дому колдуньи.

Часть третья ИНКВИЗИЦИЯ

ГЛАВА I

Жаккетта с Абдуллой сиротливо стояли в шумном порту Нанта, втиснувшись в узкое пространство между крепостной стеной и деревянной башней подъемного крана.

Уже в третий раз они приходили сюда в надежде, что подвернется какая-нибудь оказия и нубиец, наконец, сможет покинуть Французские земли.

Первые два похода оказались неудачными, несмотря на то, что у причала стояло несколько венецианских и генуэзских кораблей, вполне пригодных, чтобы подбросить Абдуллу к североафриканскому побережью.

Но, глядя на лощеные лица купцов с хитрыми глазами, Жаккетта никак не могла отделаться от мысли, что нубиец, попав на любой из этих кораблей, очень быстро опять превратится в живой товар.

С каждым днем Абдулла становился все грустней. Сегодня он уже не верил в удачу.

– Но тогда я вообще не никогда не уплыву! – говорил он, притулившись к холодной стене и мрачно глядя из-за их укрытия на колыхающую мусор воду. – Где взять другой лицо? Весь купец такой!

– У этих рожи скользкие! – стояла на своем Жаккетта. – Опять в клетку захотел? Я тебя на первый попавшийся корабль не пущу, и не думай! Пока Дева Мария не скажет мне, что можно. И отлепись от стены – Ришарово блио[36] попачкаешь! Как маленький, ей Богу!

Последние фразы Жаккетты объяснялись следующим образом: