Брежнев. Разочарование России

Вечером Воротников пришел на Старую площадь, поднялся на пятый этаж. В приемной уже было человек тридцать первых секретарей. В семь вечера всех пригласили в кабинет генерального секретаря. Брежнев заговорил о сельском хозяйстве, о ходе уборки зерновых, о транспорте, потом о сахарной свекле, о мелиорации, о том, что надо использовать северные реки, потому что в Средней Азии колоссальная нехватка воды и под угрозой сбор хлопка. Потом словно потерял интерес к беседе.

«Видно было, что генсек устал, как-то сразу сник, — вспоминает Воротников. — От начального активно-напористого поведения не осталось и следа. Я тогда объяснил такое состояние чрезмерной перегрузкой в работе. Он и сам подчеркивал это. Однако последующие встречи с Леонидом Ильичом, его внешний облик, поведение, разговор явно говорили о нарастании болезненного состояния».

В декабре Воротников опять побывал у Кулакова, понял, что его предложения о совершенствовании управления сельским хозяйством завязли в аппарате. От Кулакова поднялся на пятый этаж к Брежневу. В приемной сидела знаменитая в те годы Ядгар Садыковна Насриддинова, которая несколько лет была председателем Совета Национальностей Верховного Совета СССР. Вокруг ее имени пошли нехорошие слухи, говорили о больших взятках. Ее сняли с должности, и она пришла просить Брежнева о новом назначении.

Дежурный секретарь объяснил Воротникову:

— Леонид Ильич не планировал никого принимать. Но сейчас у него Анатолий Федорович Добрынин, наш посол в Соединенных Штатах. Подождите, я спрошу, примет ли он вас.

Когда Добрынин вышел, в кабинет генерального заглянул секретарь. Выйдя, он попросил Ядгар Садыковну зайти и сказал Воротникову, что его Брежнев тоже примет. Через сорок минут настала очередь Воротникова. Брежнев ворчливо сказал:

— Заходи, Воротников. Все говорите, что надо беречь Брежнева, а сами нагружаете. Вот Насриддинова вымотала мне душу.

Ядгар Насриддинова все-таки упросила дать ей должность. Вскоре она была назначена заместителем министра промышленности строительных материалов, поскольку в молодости она была строителем…

Генсек был расстроен и заторможен. Брежнев, не спрашивая, зачем пришел Воротников, стал говорить о разных вещах. Воротников только два слова сказал, что в области все хорошо, и стал прощаться. Брежнев положил ему руку на плечо и проводил до двери. Впечатление встреча оставила нерадостное, вспоминал Воротников. Брежнев перескакивал с темы на тему, терял нить разговора. То оживится, то потухнет и замолчит.

В июле 1974 года Брежнев приехал в Варшаву на празднование тридцатилетия провозглашения Польской Народной Республики. Накануне у Брежнева случился срыв. Личный врач, приехав на дачу, застал его в астеническом состоянии. Его с трудом вернули в работоспособное состояние и доставили в Варшаву. А предстояло выступать на торжественном заседании. Врачи просили Леонида Ильича соблюдать режим. Брежнев разозлился и запретил пускать их в резиденцию. Врачи действительно не смогли к нему попасть. На ночь он принял большую дозу успокаивающих препаратов, и утром его с трудом подняли на ноги. На торжественном заседании в Варшаве он был совершенно невменяемым, пытался дирижировать, когда зал пел «Интернационал».

Критически важным эпизодом в истории болезни Леонида Ильича оказались переговоры в ноябре 1974 года с американским президентом Джеральдом Фордом, сменившим в Белом доме Ричарда Никсона.

Предстояло обсудить новое соглашение по ограничению стратегических наступательных вооружений. К тому же Брежнев с Фордом встречались в первый раз. Не ясно было, получится ли контакт. Все документы, связанные с ограничением стратегических вооружений, были заранее согласованы. Но Форд внезапно попросил кое-что поменять. По мнению советских экспертов, это изменение, выгодное американцам, вполне можно было принять — в расчете на ответные уступки. Во всяком случае, не следовало отказываться от подписания столь важных документов.

Брежнев не хотел брать на себя единоличное решение и в соответствии с партийными традициями запросил мнение политбюро. Тем более что встрече с Фордом и без того предшествовала бурная дискуссия в Москве.

Военные доказывали, что нельзя подписывать договор, если в нем не учтены американские средства передового базирования — ракеты и самолеты на базах вокруг СССР. Это оружие первого удара, учитывая его близость к советской территории. Министр обороны Гречко грозно сказал, что если подобный договор будет заключен, то военные снимут с себя ответственность за безопасность страны.

Брежнев возмутился: как это Гречко смеет обвинять генерального секретаря в забвении интересов родины? Андрей Антонович потом позвонил, извинился. Леонид Ильич ему зло ответил:

— Так не пойдет. Назвал предателем при всех, а берешь слова назад втихую.