Брежнев

В июне того же 1956 года вспыхнули волнения и в Польше. Маршал Конев получил приказ двинуть войска на Варшаву. Но новый польский лидер Владислав Гомулка убедил Хрущева, что сам наведет порядок. Танки вернулись в ангары — к общему удовольствию, потому что некоторые польские генералы намеревались встретить советские войска огнем.

Так почему же лидеры Чехословакии, которые все это знали, думали, что их минует чаша сия?

Они считали, что не делают ничего, что идет во вред советским интересам. Они всего лишь отменили цензуру, разрешили людям говорить и писать то, что они хотят. Они отказались от всевластия компартии и говорили о возможности многопартийных и свободных выборов.

Перемены в стране вскружили голову либеральной чешской интеллигенции. Вместо того чтобы идти к демократии медленно, шаг за шагом, постепенно и осторожно, не давая Москве повода вмешаться, чехи словно нарывались на неприятности. Они были опьянены воздухом свободы.

Когда восставали восточные немцы, венгры или поляки, они ненавидели свою власть. А в Чехословакии власть и народ были заодно. Люди, которые тихо ненавидели коммунистическую власть, поверили в нее. Выяснилось, что восемьдесят процентов населения поддерживают новую политику коммунистической партии и безоговорочно высказываются за социализм. От этого московских лидеров просто оторопь брала.

Александр Дубчек, новый первый секретарь ЦК партии, стал народным лидером — невиданное для партийного чиновника дело. Он верил в свои идеалы, и люди это почувствовали. Дубчек и не помышлял о разрыве с Москвой. Он искренне любил Советский Союз и полагал, что Брежнев видит его искренность.

Чехам казалось, что и в Советском Союзе после свержения Хрущева вполне возможны перемены.

Когда чехи приезжали в Москву, они слышали разговоры о том, что Брежнев недолго будет генеральным секретарем. В партии идет борьба группировок, и, скорее всего, победят сторонники модернизации, опирающиеся на профессионалов. Такие надежды связывались с именем молодого члена политбюро Александра Шелепина и главы правительства Алексея Косыгина.

Появилось знаменитое четверостишие:

Знаю я, что будет лучше,
Потому что по земле
Ходит наш, советский Дубчек,
Скоро будет он в Кремле.

Первый секретарь ЦК компартии Чехословакии Александр Дубчек не был наивным романтиком, он долго работал в партийном аппарате. Но венгерский лидер Янош Кадар, переживший восстание 1956 года, смотрел на него с удивлением. Кадар при личной встрече пытался объяснить Дубчеку: либо он сам жесткой рукой наведет порядок в стране, либо вторжение неминуемо. Дубчек не верил, что Москва введет войска. Кадар с нотками отчаяния в голосе спросил:

— Вы правда не понимаете, с кем имеете дело?

Конечно же чехи не понимали своих советских товарищей! Они считали, что советское руководство поддержит их в борьбе за обновление социализма.

А могло ли быть иначе? Мог Советский Союз не вводить войска? Предоставить Чехословакии возможность жить так, как она хочет? Тот, кто считает, что у советских лидеров был выбор, столь же наивен, как и вожди Чехословакии тридцать лет назад.

Брежнев говорил:

— Если бы я потерял Чехословакию, мне был пришлось уйти с поста генерального секретаря.

«Потерей Чехословакии» считалось нежелание страны полностью следовать за Советским Союзом, любые послабления в сфере идеологии. В Кремле боялись, что чехословацкая «идеологическая зараза» перекинется и в Советский Союз.

Известный публицист Егор Владимирович Яковлев вспоминал, как 26 апреля 1968 года секретариат ЦК снял его с должности главного редактора журнала «Журналист» и члена редколлегии газеты «Правда» — за неудовлетворительное освещение «практики партийного руководства печатью, радио и телевидением», за публикацию «носящих модернистский или натуралистический характер фотографий и репродукций картин».

Для снятия Егора Яковлева была два повода: во-первых, фотография художника Герасимова на фоне его картины «Деревенская баня», а во-вторых, публикация нового либерального чехословацкого закона о печати. От отдела пропаганды ЦК на секретариате докладывал — довольно сдержанно — заместитель заведующего Тимофей Корнеевич Куприков. Отдел суровых мер не предлагал.

Значительно жестче выступил секретарь ЦК по военной промышленности Дмитрий Федорович Устинов. Он и решил судьбу главного редактора «Журналиста», сформулировав главное обвинение:

— Если не остановить таких редакторов, они нам тут устроят Чехословакию…

Всякий раз, когда в социалистическом блоке происходило народное восстание — в ГДР, Венгрии, Польше или Чехословакии, — Москва говорила, что это происки Запада, американцев, ЦРУ, западногерманских реваншистов.

Еще за два года до ввода войск в Чехословакию Твардовский записал в дневнике: