Брежнев

Ни один сколько-нибудь серьезный политик не хотел иметь дело с оккупационными властями. Пришлось советскому политбюро освобождать из-под ареста Дубчека и его соратников, которых уже собирались судить за предательство дела социализма, и уговаривать их пойти на компромисс.

А в Москве отдел культуры ЦК поручил секретарю Союза писателей по организационно-творческим вопросам Константину Васильевичу Воронкову составить письмо от имени видных советских писателей в связи с событиями в Чехословакии. Предполагалось, что свою подпись поставит и Твардовский.

Александр Трифонович вернул его с короткой запиской:

«Письмо писателям Чехословакии подписать решительно не могу, так как его содержание представляется мне весьма невыгодным для чести и совести советского писателя. Очень сожалею».

Эта записка тоже сыграла свою роль в судьбе Твардовского, лишний раз утвердив идеологический аппарат в мысли, что популярного поэта надо во что бы то ни стало убрать из «Нового мира». В феврале 1970 года его вынудили подать заявление об отставке. На секретариате ЦК Михаил Андреевич Суслов одобрил действия руководства Союза писателей и попросил объяснить писателям, которые возмущались тем, что Твардовского заставили уйти:

— ЦК высоко ценит заслуги Твардовского в литературе. Именно поэтому ЦК тащит Твардовского из болота. Его уход из журнала спасает большого поэта…

Игорь Дедков, узнав о переменах в «Новом мире», обреченно записал в дневнике: «На душе скверно, как при встрече с неизбежным. Едет огромное колесо — верхнего края обода не видно — и давит. Для меня это вообще как катастрофа».

Видных писателей и деятелей искусств часто заставляли подписывать нужные власти письма. Занимался этим Шауро. Василь Быков рассказывал, как ему позвонили из белорусского ЦК и сказали, что поступило письмо выдающихся деятелей культуры, которые осуждают подрывную деятельность Сахарова и Солженицына. От Белоруссии письмо должен подписать Быков. Василь Владимирович ответил, что письма не читал, поэтому подписать его не может… А вечером в программе «Время» зачитали текст этого письма и перечислили тех, кто его подписал. Назвали и фамилию Быкова.

Возмущенный Василь Быков поехал в Москву. Писатель Сергей Залыгин тихим голосом ему объяснил: это сделал Шауро. Быков написал протестующее письмо и отвез на Старую плошадь, в ЦК. Ответа не последовало…

А тогда, в сентябре 1968 года, Петр Нилович Демичев провел совещание руководителей творческих союзов, растолковывал ситуацию в Чехословакии.

«Умильно-многозначительная, — записал Твардовский в дневнике, — начальственная и в то же время ученическая (блокнотик) речь о том, как империалисты, потеряв надежду победить в открытом бою, сосредоточились на усилении идеологических средств воздействия на социализм; о том, что чехословацкие социологи стали ревизовать марксизм, а в литературе стали превозноситься Кафка и Солженицын…»

Немногие в нашей стране знали, что на самом деле происходит в Чехословакии. Это позволяло оставаться равнодушным к трагическим известиям.

Студент университета Ян Палах совершил публичное самосожжение в знак протеста против оккупации Чехословакии. 16 января 1969 года двадцатилетний Палах купил белое пластмассовое ведро с крышкой и налил в него бензина на заправочной станции, находившейся на той же улице, где он обедал в студенческой столовой. На главном почтамте оставил несколько писем.

Примерно в четыре часа дня он подошел с ведром, полным бензина, к национальному музею в центре Праги. Снял крышку с ведра, облил бензином голову и одежду и зажег спичку. Нестерпимая боль погнала его через мостовую к тротуару. Прохожие, замершие от ужаса, увидели, как движется пламенный шар. На углу Ян Палах упал. Первым опомнился регулировщик уличного движения. Он набросил на горящего юношу свою шинель и сбил пламя.

За годы, прошедшие после смерти Яна Палаха, чешские журналисты подробно описали его короткую жизнь. Он был одинок, молчалив, вежлив и очень внимателен к окружающим.

В своих последних письмах он пишет о группе единомышленников, но никаких следов этой группы ни тогда, ни потом найти не удалось. Придумал ли он эту группу, чтобы придать своим требованиям более солидный характер?

Требования его выглядят очень скромными. Главное из них — отменить цензуру и закрыть газету, которая приветствовала ввод в Чехословакию войск Варшавского договора.

Ян Палах не требует от оккупантов немедленно покинуть страну. Его протест направлен не против власти чужой державы, а против инертности внутри собственной страны, против медленного привыкания к самому ужасному. Он верит во внутреннее сопротивление. Он убежден, что если интеллигенция, студенты и рабочие объединятся, единая воля народа заставит оккупантов уйти.

У него обгорело восемьдесят пять процентов тела. Но он жил еще четыре дня. Когда приходили мать и брат, старался улыбаться, хотя говорить для него было мукой. После его смерти медсестра уверяла, что последними словами Яна Палаха было: