Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Вместе с тем, как считает тот же Г. И. Ханин, очередная рецентрализация советской экономики носила во многом поверхностный характер. Подлинного возврата к сталинской модели не произошло, и на каждую новую проблему тогдашнее советское руководство отвечало новым директивным показателем. Тем самым оно расписывалось в полной неспособности ключевых рыночных механизмов и показателей, в том числе таких, как прибыль, рентабельность, объем реализованной продукции и экономические стимулы, введенные в ходе косыгинской реформы, решить насущные проблемы советской экономики. Но при этом, как показала вся последующая практика, новые показатели также не оправдали возлагавшихся на них надежд. Многие предприятия страны при явном попустительстве своих вышестоящих органов научились «выполнять» их путем разнообразных ухищрений. Причем решающим здесь стало вовсе не качество самих показателей, а напускная требовательность при их реализации, которая по факту стала резко ослабляться. Сугубо формально в сочетании с ростом плановых заданий по номенклатуре выпускаемой продукции все эти показатели означали очередное усиление централизации в управлении всей экономикой страны. Однако вопрос о том, насколько новая централизация оказалась большей или меньшей по сравнению с предыдущим периодом, остается открытым до сих пор. Хотя безусловным фактом стал огромный рост бумагооборота как внутри самих предприятий и организаций, так и на внешнем контуре, особенно в их взаимоотношениях с плановыми и финансовыми органами всех уровней.

При этом продолжилось движение и в обратном направлении, о чем писали целый ряд экономистов и историков, в том числе Г. И. Ханин, С. Г. Коваленко, Р. М. Нуреев и С. Е. Мишенин[533]. С одной стороны, в условиях «свертывания» первого этапа косыгинской реформы на уровне среднего звена управления были проведены административные преобразования, в ходе которых вместо главных управлений большинства промышленных министерств были созданы производственные, промышленные и научно-производственные объединения как основное хозрасчетное звено в промышленности. Отправным пунктом здесь стало Постановление ЦК и Совета Министров СССР от 2 марта 1973 за № 139 «О некоторых мероприятиях по дальнейшему совершенствованию управления промышленностью»[534], которое тот же Е. С. Мишенин именует «второй косыгинской реформой». Вскоре аналогичные структуры стали бурно создаваться и в сельском хозяйстве страны в виде крупных свинокомплексов, птицефабрик и животноводческих комплексов. И уже к концу 1979 года было образовано 3,9 тыс. таких НП и НПО, на которых, по оценкам специалистов, трудилось почти 48,5 % всего промышленно-производственного персонала, производивших более 47 % общих объемов реализованной продукции[535]. Таким образом, основным звеном организации промышленного и аграрного производства в советской экономике отныне стало не отдельное предприятие, а их объединения, что одновременно открыло возможности для концентрации больших ресурсов, но и создало большие трудности в своевременной реакции этих объединений на потребительский спрос. Более того, целый ряд авторов, в частности Ю. А. Давыдова и В. В. Громенко, пригвоздили эту «реформу» к позорному столбу, заявив, что она «привела к ненужному «гигантизму» и не дала желаемых результатов»[536].

С другой стороны, в это же время ключевое Министерство приборостроения средств автоматизации и систем управления, которое возглавлял Константин Николаевич Руднев, было переведено на полный хозрасчет с непомерным расширением его прав и привилегий. Благодаря тому, что К. Н. Руднев являлся давним и проверенным соратником Д. Ф. Устинова еще в военных времен, его министерство, выпускавшее на своих заводах огромную номенклатуру самой ходовой продукции, стало в легкую «вздувать» цены на свой ассортимент, получая в приоритетном порядке от Госснаба и Минфина СССР необходимые ему фонды и финансирование. Вероятно, именно поэтому этот «эксперимент» не получил дальнейшего развития и не был распространен на остальные отрасли промышленности.