В целом, как считает тот же Г. И. Ханин, все попытки децентрализации 1970-х годов, в отличие от аналогичных мероприятий в первой половине 1960-х годов, увы, не дали положительных результатов, хотя, вполне возможно, что именно они позволили избежать худшего. По его мнению, которое мы в целом разделяем, «такой результат был связан прежде всего с общей деградацией хозяйственного и государственного руководства в тот период, дееспособность которого являлась непременным условием успеха централизации экономики». Брежневская политика «стабильности кадров» на рубеже 1970-1980-х годов по известному закону диалектики обратилась в свое отрицание, выродившись в кадровый застой и продвижения во все эшелоны партийно-государственной власти «сереньких» и услужливых бюрократов, не способных придать нового дыхания великому советскому проекту. Более того, новая когорта управленцев стала страдать «интеллектуальной бесплодностью» и неспособностью верно оценить попытки ряда «научных работников и практиков обновить старые методы централизованного хозяйствования в быстро меняющемся мире»[578]
.Еще более жесткую, утрированную, но в целом вполне справедливую оценку брежневской кадровой политике последнего периода его правления, которая выродилась в своеобразный «иммобилизм советской политической системы», дал А. П. Прохоров в своей известной работе «Русская модель управления»[579]
.Детально анализируя процесс постепенной деградации сталинской системы управления, которая постепенно спускалась с верхнего этажа управленческой системы на нижний, он пришел к печальному выводу, что каждое десятилетие «она завоевывала еще одну нижнюю ступеньку управленческой пирамиды». В 1950-е годы «еще снимали с работы, а разгромная статья в любой газете была приговором карьере». Однако «наказания стали мягче и безадресные, система не была уже такой чудовищно жестокой, в ней можно было жить и работать. На верхних эшелонах появились и широко распространились бездари, для наказания которых стал «широко применяться выговор — специфично русское «наказание без наказания». Затем наступили 1960-е годы, «когда уже совсем помягчело, в 1970-е — наступил полный развал, а к началу 1980-х годов потеря управляемости достигла уже карикатурных форм». Обновление руководящих кадров почти прекратилось… В те годы часть директоров заводов по-прежнему работала так, как было заведено при И. В. Сталине: «по 12 часов в сутки, с нервотрепками и нагоняями», истово борясь за выполнение плана, а часть уже освоила правила «бесконфликтного» управления и жила в свое удовольствие, проводя значительную часть рабочего времени на «согласованиях» в Москве, разъезжая по командировкам в братские социалистические страны и заседая в загородных заводских профилакториях, распространяя вокруг своеобразную ауру «ленивого барского ритма жизни». На вышестоящих по отношению к предприятию этажах управления — в промышленных объединениях, главках и министерствах — настоящей работы уже почти не было, только бесконечные согласования… В низовых подразделениях колесо планового управления еще крутилось по инерции, но было ясно, что еще десятилетие — и все заводы тоже будут захвачены застойным управлением. Постепенно они тоже перестали бы работать. В пред-перестроечный период основной движущей силой народного хозяйства были уже не предприятия, а цехи, а основной рабочей лошадкой был уже не нарком или министр, не начальник главка или директор предприятия, от которых уже мало что зависело, а начальник цеха».