Разумеется, Л. И. Брежнев по опыту своей работы в военнокосмической и в целом в военно-промышленной отраслях неплохо понимал все сильные и слабые стороны советской экономики. Более того, его недовольство многими аспектами ее развития не раз проявлялось в резко критических ежегодных выступлениях на Пленумах ЦК, обсуждавших в конце каждого года годовые планы развития народного хозяйства страны. Например, как свидетельствует в своем известном дневнике А. С. Черняев, на декабрьском Пленуме ЦК 1972 года после выступления главы Госплана СССР Н. К. Байбакова генсек произнес большую разгромную речь, в которой, перечислив ряд вопиющих негативных явлений в целых отраслях промышленности, в частности в металлургии, где «с каждой тонны только 40 % выходит в продукцию, а остальное — в шлак и стружку», заявил, что мы «не выполняем пятилетний план практически по всем показателям» из-за безответственности и головотяпства, а значит, и «не выполняем главного в постановлении XXIV съезда партии — общего подъема производительности и эффективности» советской экономики[589]
. Понятно, что подобные разносы частично отражали как его ревность к А. Н. Косыгину, так и горячее желание напомнить, кто в доме хозяин. Однако они отражали и тот факт, что, несмотря на лживую макроэкономическую статистику, исходя из реального состояния отдельных отраслей, высшее советское руководство уже в первой половине 1970-х годов вполне осознавало все те новые проблемы, с которыми столкнулась экономика страны в этот период.Вместе с тем, будучи недостаточно подготовленным в чисто экономическом плане, Л. И. Брежнев не понимал, как исправить эти пороки. Он не хотел, да и не мог в силу своего характера, состояния социальной системы, да и настроя правящей верхушки вернуться к классической модели командной экономики времен «вождя народов» и видел все трудности и неэффективность перехода к рыночной экономике, несовместимой с самой коммунистической идеей. Поэтому свой гнев за неудачи в экономической политике он все чаще обращал к А. Н. Косыгину и именно этим, а не только личной ревностью, объясняется ухудшение их отношений в середине 1970-х годов.
Помимо всего этого, как считают многие ученые и мемуаристы (Г. И. Ханин, А. П. Прохоров, Д. О. Чураков, А. Е. Бовин[590]
), фатальную роль для экономики страны сыграли такие характерные черты брежневской натуры, как мягкость и всепрощенство, совершенно недопустимые в командной экономике, как и вообще в хозяйственном управлении. Они помогли ему держаться так долго у кормила высшей власти, сохранив хорошие и доверительные отношения со многими руководителями страны, но были гибельны для экономики. Причем эта брежневская мягкость и всепрощенство, как зараза, вскоре передалась на все уровни партийно-государственного управления.Что касается других членов высшего политического руководства, напрямую вовлеченных в управление экономикой страны, то здесь ситуация выглядела следующим образом. Глава правительства А. Н. Косыгин, по мнению многих историков и мемуаристов, вполне соответствовал своей должности. Хотя ряд авторов, в частности Г. И. Ханин и И. Я. Бирман[591]
, куда как более критически оценивают его профессиональную подготовку и качества управленца. По их мнению, именно А. Н. Косыгин «председательствовал при развале советской экономики, поскольку именно он нес в советском руководстве основную ответственность за экономику, во всяком случае за ее основную гражданскую часть». Понятно, что советский премьер не был полностью свободен в своих действиях в сфере экономики, поскольку основные принципиальные вопросы решало Политбюро. Но, как пишет тот же Г. И. Ханин, «нет доказательств того, что оно решало их ошибочно вопреки обоснованной точке зрения Косыгина». Понятно и то, что многие персональные назначения руководителей союзного правительства и министров решались тем же Политбюро и Секретариатом ЦК, и это, конечно, вызывало недовольство А. Н. Косыгина. Но из всех мемуаров и интервью ближайших соратников премьера и его родственников, в частности Н. К. Байбакова, В. Н. Новикова, А. Д. Гвишиани, А. Г. Карпова, Б. Т. Бацанова или И. И. Простякова[592], ничего не известно о каких-то крупных его конфликтах с Л. И. Брежневым и другими членами Политбюро ЦК «по номенклатуре высших хозяйственных руководителей, которые прямо подчинялись главе союзного правительства. При этом, как справедливо пишет тот же А. В. Шубин, после принятия брежневской Конституции внутри Совета Министров СССР заметно усилились «начала коллегиальности», что серьезно ослабило позиции самого А. Н. Косыгина в его «вотчине»[593].