Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Между тем тот же Г. М. Корниенко отмечает, что вскоре Ю. В. Андропов все же «пошел на поводу у своего аппарата, преувеличивавшего, с одной стороны, опасность пребывания у власти Х. Амина, которого стали открыто изображать американским агентом», а с другой — возможности Москвы «по изменению ситуации там в желательном для него плане». Кроме того, «над Андроповым, Громыко, Устиновым и, думаю, в еще большей мере над Сусловым довлело нечто большее», чем забота о безопасности страны «в связи с их опасениями относительно возможностей замены просоветского режима в Кабуле проамериканским. Роковую роль сыграло идеологически обусловленное, по сути своей ложное представление, будто речь шла об опасности «потерять» не просто соседнюю, а «почти социалистическую» страну»[1081]. Именно тогда, как явствует из мемуаров многих авторов (В. Жискар д'Эстен, Ю. М. Воронцов, В. А. Меримский[1082]), под влиянием огромного потока информации, идущей прежде всего от спецслужб, у Л. И. Брежнева сложилась твердая убежденность, что Х. Амин — враг, который обязательно переметнется к США, и «уже в январе Афганистан превратился бы во враждебный для Советского Союза плацдарм».

Тогда же, в конце октября 1979 года, было принято решение послать в Кабул нового посла и нового главного военного советника, чьи кандидатуры лично обсуждали Л. И. Брежнев и М. А. Суслов[1083]. И уже в конце ноября в кресло А. М. Пузанова сел многолетний первый секретарь Татарского обкома Фихрият Ахмеджанович Табеев, а в кресло Л. Н. Горелова — заместитель командующего Забайкальским округом генерал-полковник Султан Кекезович Магометов, которого перед отлетом в Кабул лично инструктировал Ю. В. Андропов.

Между тем сам Л. И. Брежнев, вероятнее всего, все еще не решил, что же делать с Афганистаном, и в сентябре-октябре 1979 года не раз обсуждал эту тему с военными, в частности с начальником Генерального штаба маршалом Н. В. Огарковым и тем же генерал-лейтенантом Л. Н. Гореловым. Они, как и другие военачальники, в том числе два первых заместителя начальника Генерального штаба генералы армии В. И. Варенников и С. Ф. Ахромеев, заместитель министра обороны, главком Сухопутных войск генерал армии И. Г. Павловский и глава Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск генерал-лейтенант В. А. Меримский, были убеждены в нецелесообразности ввода наших войск в Афганистан[1084]. Кроме того, против подобного шага выступали заведующий мидовским Отделом стран Среднего Востока В. К. Болдырев и первый заместитель министра иностранных дел Г. М. Корниенко и директора двух главных «консультативных контор» обоих Международных отделов ЦК — ИМЭМО и Института востоковедения АН СССР — О. Т. Богомолов и Е. М. Примаков[1085]. Но, судя по брежневскому дневнику, уже 3–4 декабря Ю. В. Андропов, дважды встречавшийся с генсеком, убедил его в неизбежности такого шага. А через неделю, вечером 10 декабря, прошло решающее заседание Политбюро по «Афиностану»[1086].

Надо сказать, что ряд историков (М. Ф. Полынов, В. С. Брачев) относительно недавно высказали мнение, что последней каплей, которая подвигла Москву принять решение о вводе войск в Афганистан, «стало решение Совета НАТО о размещении американских ракет средней дальности в пяти странах Западной Европы», принятое им 12 декабря, и поэтому «неслучайно именно 12 декабря 1979 года в Кремле» и было принято зеркальное решение[1087]. Но, как явствует из брежневского дневника и «Записей» секретарей его приемной, заседание Политбюро ЦК, где принималось данное решение, проходило в кабинете генсека вечером 10 декабря, а оформлено оно было действительно 12 декабря как раз под предполагаемое решение НАТО по «евроракетам»[1088]. Об этом, кстати, писала немецкая исследовательница С. Шаттенберг, поэтому такого рода построения В. С. Брачева и М. Ф. Полынова не выдерживают критики[1089].

Как теперь стало известно, решение о вводе наших войск в Афганистан было принято на основании записки под названием «К положению в “А”», которая из соображений сверхсекретности была не напечатана, а написана от руки членом Политбюро ЦК К. У. Черненко в одном единственном экземпляре. В этом предельно лапидарном документе содержалось всего два пункта: «1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные тт. Андроповым Ю. В., Устиновым Д. Ф., Громыко А. А. Разрешить им в ходе осуществления этих мероприятий вносить коррективы непринципиального характера. Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро. Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Андропова Ю. В., Устинова Д. Ф., Громыко А. А. 2. Поручить тт. Андропову Ю. В., Устинову Д. Ф., Громыко А. А. информировать Политбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий»[1090].