Бриан

Художники, мыслящие образами, пытались подвергнуть преступления анархистов более тонкому и углубленному исследованию. Хорошего из этого вышло немного. Так, Золя в своем романе «Париж» нарисовал образ «светлого идеалиста» Гильома Фромана. Этот анархист-ученый задался целью взорвать весь холм Sacre-Coeur и похоронить под развалинами церкви сразу десять тысяч человек. Читатели, вероятно, помнят, как брат анархиста, главный герой романа, Пьер Фроман пробрался за Гильомом в подземелье под церковью и после долгого спора, занимающего в книге, кажется, не менее десяти страниц, убедил Гильома отказаться от этого замечательного плана: церковь осталась целой, оба брата вышли из подземелья и пошли домой обедать. Собственно, спор их нужен был автору для того, чтобы «ярко осветить внутренний мир анархиста». Но — увы! — светлый идеалист Гильом Фроман в защиту своего замысла несет в подземелье такую ерунду, что при чтении становится за него неловко. Из попытки осмыслить анархические покушения при помощи художественных образов не вышло ничего, кроме нелепой и смешной сцены, очень портящей роман Золя. По существу, к словам Эмиля Анри ничего нельзя было прибавить.

Жгучая, острая ненависть низов к существующему строю, сказавшаяся в страшных делах Равашоля, Эмиля Анри, Казерио, особенно характерна для той эпохи, когда Аристид Бриан начинал свою политическую деятельность. Его самого враги часто относили к анархистам. В действительности анархистом он не был и террористических актов, кажется, никогда не защищал. Излюбленной мыслью Бриана в течение десятка лет была всеобщая забастовка рабочих. Эта «революция сложенных рук» должна была, по его мнению, повлечь за собой полную победу пролетариата над буржуазией и переход к социалистическому строю. Развивал он эту мысль, порою в очень резкой форме, на митингах, в рабочих кружках, на страницах революционных газет. Один старый, видавший виды парижанин рассказывал мне, что самое сильное впечатление, когда-либо в жизни им вынесенное от ораторского искусства, он испытал сорок лет тому назад на большом революционном митинге; Аристид Бриан говорил речь, стоя на столе в рубашке, без пиджака... Ничего равного по силе и яркости этой страстной проповеди мой знакомый никогда не слышал.

Необходимо, однако, отметить, что и в дошедших до нас ранних речах Бриана уже проглядывал его ясный, практический ум. Он во всем требовал точности: люди должны твердо знать, чего именно они хотят и на что они готовы пойти для осуществления своих целей. Как-то на одном из революционных собраний анархист Дюмортье кратко предложил «передушить капиталистов». Молодой Бриан тотчас язвительно осведомился, отчего бы не начать это дело самому Дюмортье. Он не возражал принципиально против баррикад, но едва ли и тогда баррикады казались ему серьезным делом, Помнится, Маркс советовал революционерам одинаково избегать двух ошибок: с трибуны парламента не грозить баррикадами, а на баррикадах не вести себя парламентарно. Та же практическая складка ума наблюдается и у молодого Бриана. Свою революцию сложенных рук и он считал делом вполне осуществимым. Недавний английский опыт, русский опыт 1905 года показывают, что не один Бриан так думал.

II