В 1910 году во Франции началась большая железнодорожная забастовка, вызвавшая панику в населении. Бриан быстро подавил ее, с чрезвычайной энергией, при помощи военно-административных мер (правда, без пролития крови), не остановившись перед мобилизацией стачечников. По причинам, которые трудно понять, этот осторожный человек бесспорно перегнул палку (кажется, единственный раз в течение всей своей правительственной деятельности): в Англии в сходной обстановке обошлись без подобных мер. Со всем тем другой человек, быть может, и не вызвал бы ими особого негодования. Но легко себе представить, какую тему давало при таких обстоятельствах прошлое Аристида Бриана. Кампанию, предпринятую газетой «L'Humanité», можно считать непревзойденной по грубости. Не было номера газеты, в котором Бриана не называли бы разбойником, канальей, злодеем. Друзья молодости с наслаждением описывали, в каких худых сапогах ходил когда-то «капиталистический наемник», сообщали, что он получал за свои зажигательные речи по 40 франков с рабочих организаций, разоблачали его планы жениться на богатой невесте, утверждали, будто он в свое время предлагал взорвать сточные трубы Парижа!..
«Капиталистический наемник» не женат и по сей день. План взрыва парижских сточных труб слишком глуп для того, чтоб его можно было бы приписывать Бриану. Но, независимо от разных вымыслов и от тона, эту кампанию должно признать неправильной в моральном отношении.
Газета «Temps» недавно сравнивала нынешнего министра иностранных дел с Талейраном. Сравнение одновременно и лестное, и оскорбительное. Когда Талейран умер, на наивный вопрос о происхождении его богатства один из врагов ответил: «Он продавал поочередно всех, кто его покупал». Бриан в результате небывалой государственной карьеры остался совершенным бедняком. Кроме клочка земли в Кошереле, за 70 лет жизни он не нажил ничего: когда ему была присуждена Нобелевская премия мира, выяснилось, что у Бриана ни в одном из банков нет текущего счета. Человек, бывший много раз главой правительства и не имеющий текущего счета в банке, — явление в мире совершенно исключительное. Государственным деятелям с большим прошлым и будущим нет никакой надобности быть нечестными людьми для того, чтобы приобрести материальную независимость: для них существуют другие пути, легальные, принятые, даже не заключающие в себе ничего предосудительного. Многие коммерческие или промышленные предприятия были бы рады и счастливы предоставить должность или синекуру политическому деятелю такого полета. В этом отношении Аристид Бриан человек совершенно безупречный и на редкость щепетильный.
Разумеется, кроме денег существует еще и власть. Очень возможно, что правящие классы Франции, расточая двадцать лет тому назад всевозможные комплименты молодому министру, покинувшему революционный лагерь, руководились изречением остроумного писателя: «Лучшие пожарные выходят из поджигателей». Пуанкаре где-то пишет: «Буржуазия охотно прощает людям, ей угрожавшим, если приходит к мысли, что они в состоянии защищать ее». Все это совершенно верно. Но не менее верно и то, что перед молодым Брианом в свое время открывалась гораздо более прямая, легкая и удобная дорога к власти. Буржуазия еще охотнее выносит наверх людей, которым ничего прощать не надо. Бриан — лучший оратор Франции, один из ее умнейших политиков. Этих свойств было совершенно достаточно, чтобы обеспечить ему блестящую государственную карьеру (не говорю уже о карьере адвокатской). По пути к министерским дворцам ни в какой Интернационал заезжать ему не требовалось.
Думаю, что Бриан совершенно искренно верил в то, что говорил когда-то на митингах, верил и в свою теорию всеобщей забастовки. Думаю, что он вполне искренно служил делу обездоленных. Едва ли приходится удивляться тому, что человек, двенадцать раз бывший главой правительства (рекорд в мировой истории), немного порастряс отпущенный ему запас веры и иллюзий. Но ничего циничного я в его жизни не вижу.
Оправдывалась ли эволюция Бриана тем, что он сделал, достигнув власти? Сделал он, конечно, не очень много. Все же из тех 25—30 человек, которые в разных сочетаниях и комбинациях правили Францией{14} в последние десятилетия, очень немногие осуществили больше социальных реформ, чем он. Правда, реформы эти нельзя признать глубокими; но и возможности исторической обстановки, в которой он работал, тоже были невелики. Вдобавок он обычно не очень долго задерживался у власти — частью вследствие желания отдохнуть и подышать спокойнее, частью по самой природе государственных порядков Франции, Анатоль Франс видел в недолговечности французских министерств большое преимущество республиканского строя: «Les crétins durent beaucoup moins longtemps»{15}. В отношении Бриана уж никак нельзя увидеть здесь преимущество.