Брянские зорянки

— За пару петушков, оно, конечно, можно, и, прямо скажем, акафист устроим большой. Давай яички и ступай в церковь. Я сейчас приду. Скажи Силантию, чтобы амвон приготовил.

— Скажу, батюшка, скажу, милый, — низко кланяясь, лопотала старушка.

— Только пусть поставит не тот, что воробьями засижен, а новый, с плюшевой обивкой! — крикнул вслед отец Ираклий и поспешил облачаться в рясу.

…Большой акафист начался в полдень. В церкви было пустынно и тихо, только на люстрах и в карнизах иконостасов весело чирикали воробьи да звонко раздавался хриповатый голос отца Ираклия:

— Да упомяни, господи, Акулину преподобную, Варвару яко мученицу и иже с ними-и-и…

Бабка Матрена, стоя перед амвоном, торопливо крестилась и старалась шептать слова молитвы вслед за попом, но отец Ираклий так быстро читал, проглатывая окончания слов, что все слилось в сплошное тетеревиное лопотание.

— Тру-ту-ту-ту-ту, брам-барам-барам-барам! — неслось по пустынному залу, и совсем нельзя было понять, то ли читает отец Ираклий акафист, то ли поет.

— Большой акафист? Чтоб тебя подмочило, — проворчала недовольная бабка. — Только яйца жрать да кур хапать, а как акафист читать, так язык заплетается. Лопочет черт те что, прости меня грешную.

Отец Ираклий с высоты амвона увидел замешательство старухи и начал сбавлять скорость чтения, но тут, как назло, на него напала такая продолжительная икота, что он вынужден был прервать акафист и удалиться в алтарь на похмелье.

Подкупленная любопытством бабка Матрена заглянула на амвон, прочла по слогам надпись на книге и перепуганно перекрестилась. На бордовом бархате амвона вместо Евангелия лежала старинная книжица с тисненой надписью «Как употреблять коньяк пять звездочек?».

Некролог

Он занимал пост не такой уж большой и не так маленький. Лучше всего судить об этом по кабинету.

Служебный кабинет Пал Палыча был тридцать шагов в длину и десять в ширину, не считая трех уступов со шкафами, сейфами и раздевалкой. Здесь Пал Палыч принимал чай с лимоном, черный кофе, простоквашу и посетителей. Тут же он устраивал совещания и очередные разносы, названные в народе «не за здорово живешь».

Далее за кабинетом размещалась комната отдыха, или, попросту, спальня. В ней Пал Палыч позволял себе после еды руководящий сон и просматривал, лежа в мягкой постели, свежие газеты. Читать он их никогда не читал. Незачем. На то есть подчиненные. Он учредил в своей конторе порядок, согласно которому ему каждое утро представляли краткий обзор газет и журналов. Сам же он читал лишь фельетоны и шахматные новости. А в последнее время стал интересоваться только некрологами.

Однажды он увидел на четвертой полосе в траурной рамке портрет своего давнишнего приятеля Архипа Нилыча Подзагнеткина, увидел и побелел от зависти.

— Мать честная! Елки-моталки. Сколько подписей под некрологом! Шестнадцать фамилий стоит. Даже сам свою поставил. Вот это взлет! Вот это достиг! А слова-то какие! Дух захватывает от восторга. «Смерть вырвала из наших рядов прекрасного организатора». Вот это оценочка! Вот это да! А мне? Воздадут ли такие почести? Будет ли такой фурор?

С того дня Пал Палыч уже не мог освободиться от этой мысли ни ночью, ни днем, ни дома, ни на работе. Вначале его мучил вопрос: «А воздадут ли?» Он прикидывал и так и сяк и в конце концов пришел к твердому убеждению, что служебное положение его, вращение в номенклатурной среде и, наконец, солидность позволяют рассчитывать на некролог не хуже, чем у Подзагнеткина.

Покончив с этим вопросом, он занялся обдумыванием текста некролога. Для этого он собрал вырезки некрологов за последние десять лет и скрупулезно проанализировал их, выбрав из них наиболее подходящие для себя эпитеты и слова.

После многочисленных правок, дотяжек и доделок у Пал Палыча появился вполне приличествующий его заслугам и положению текст. Он сам отпечатал его на машинке и, когда в конторе никого не было, поднялся за столом и начал читать:

«Вчера после продолжительной и тяжелой работы (Пал Палыч нарочито минул избитого термина «болезни». Ее не было у него), в расцвете творческих сил, — читал он замогильно-траурным голосом, — на семидесятом году жизни (Пал Палыч и тут внес свои коррективы, прибавив себе авансом пятнадцать лет) скончался выдающийся начальник Пал Палыч Телкохвостиков. В его лице мы потеряли одного из крупных руководящих деятелей старой когорты. Еще с малых лет он окунулся с головой в работу и с тех пор отдавал ей самого себя».

Далее шел длинный перечень должностей и постов, занимаемых Пал Палычем, не считая тех, с которых его снимали или попросту оттуда просили. Эти детали он опустил, руководствуясь пословицей «о мертвых плохо не говорят».

«Подлая смерть, — продолжал читать он дрогнувшим голосом, — навсегда унесла драгоценную жизнь Павла Павловича, так нужную осиротевшим людям».