Брянские зорянки

— Карданный вал, — начал я, — это такой вал… такая, знаете, штуковина. В общем, ее производство, товарищи, наша автомобильная промышленность вполне освоила.

Курсанты переглянулись, кто-то засмеялся. Но я продолжал:

— Сейчас производство этих и прочих валов поставлено на широкую ногу. Оно автоматизировано, специализировано, в общем, валы…

В это время раздался спасительный звонок, и я поспешил закончить свой всеобъемлющий рассказ о карданном вале.

В следующий перерыв ко мне подошел курсант с комсомольским значком на груди и тихо, чтоб никто не слыхал, шепнул:

— Дружок, не загибай. Лучше подучись.

Но не такой у меня характер. Стараясь показать «блестящие знания», я слушал объяснения преподавателей с подчеркнуто рассеянным видом, консультации не посещал.

И вот однажды вызывает меня в автопарк старшина-инструктор и говорит:

— Слыхал я о вашей подготовке, товарищ Стручков. Слыхал. Хлеб, кажется, возили на целине. На повышенных скоростях. Молодчина! Хочу проверить ваши знания, и тогда решим: возможно, сразу на машину вас переведем.

Я готов был сорваться с места и бежать без оглядки в класс. Уже хотел сказать старшине всю правду, но опоздал: тот распахнул передо мной дверцу кабины, и я, обливаясь потом, немея от страха, полез в нее, словно в пасть бегемота.

Как завел машину и вывел ее из парка, убей громом, — не помню. Образумился, когда автомобиль с грохотом катился по шоссе. Вот и автодром. Вначале я окоченело молчал, все еще не веря себе, потом начал улыбаться, посматривать на сидевшего рядом старшину, и вдруг, объезжая колдобины, грузовик свернул круто вправо, влево — и… о, ужас!!! Машина на полном ходу врезалась в стену, прошибла ее и остановилась.

Я от страха, видно, потерял сознание, а когда открыл глаза, старшина стоял шагах в трех от машины и курил. Он насмешливо спросил:

— Ну как? Живы?

— Жив, товарищ старшина.

— А могло быть хуже.

— Могло.

— И как же теперь? За аварию отвечать придется.

Я сник, как в мороз лопух, виновато опустил голову. Старшина ободряюще похлопал меня по плечу.

— Успокойтесь, товарищ Стручков. Аварии нет. Стенка эта учебная. Из фанеры, чтоб настоящие не сшибали. Завтра получите лимузин. В шесть пятнадцать быть в парке.

В ту ночь я почти не спал. Мне грезился голубой лимузин, чудилось, что все шоферы меня поздравляют, а черноглазая библиотекарша Верочка даже робко просит: «Митенька, покатай».

Сразу после подъема я помчался в парк. Старшина Ухватов встретил меня у ворот.

— Принимай лимузин, — сказал он, направляясь к напасу, что рядом с гаражом. — Помимо учебы, будете делать три рейса в день.

Я глянул под навес и обомлел: там вместо лимузина стояла кривая серая кобыла, впряженная в телегу с бочкой. А на бочке кто-то вывел дегтем: «Лимузин КОБ-2».

Сейчас я исправно вожу на КОБ-2 воду для нашей полевой кухни и старательно учусь, как велел старшина. Все говорят, что из меня получится хороший шофер. Но я об этом ни слова, ибо старинная пословица гласит: «Не кажи гоп, пока не перепрыгнешь».

Любовь под вопросом

Прораб военно-строительного отряда Глеб Захарыч Чашкин, закоренелый холостяк и молчальник, совсем уже собрался на работу, когда в комнату впорхнула в красном плащике его племянница, светлокудрая щебетуха Манечка. Плюхнув на кушетку, она прикрыла ладошками пылающие щеки и шумно вздохнула:

— Ох, уж эти первоапрельские шутки! И кто их только выдумал? Да, наверное, вот такие, как вы, дядя. Сидите, сидите весь год сычами, и вдруг прорвет, давай чудить. Каждый день надо с улыбкой, а не только на первое апреля.

— Ты эту критику брось, — хмуро оборвал Чашкин. — Тут тебе не комсомольское собрание по экономии шлакобетона. Это там я мог молча, в порядке уважения к критике, глотать твои «пилюли», а тут живо получишь сдачи. — Чашкин изучающе покосился на племянницу. — Тебя что?.. Уже с утра пораньше обвели?

— Да еще как, дядюшка, обвели! Сломя голову на проходную бежала, думала, Вася из Севастополя приехал. А там вместо Васи лейтенант Светлов стоит, улыбается во всю физиономию. «С первым апрелем, Манечка! С физкультразминкой!»

— Эти шутки для простофиль, — махнул рукой Чашкин. — Ухо надо держать востро, тогда и на первое апреля не обманешь. Как там нынче погодка?

— Дождь, — тряхнула мокрыми волосами Манечка.

— Дождь, говоришь? — Чашкин решительно снял реглан. — Тогда наденем шубу.

— Какую шубу? Вы что, дядя?! Дождь же шпарит.

Чашкин погрозил пальцем.

— Не балуй. Волосы под краном намочила, вздумала дядю обмануть. Не выйдет. Дядя твой стреляный воробей. Первого апреля он делает все наоборот и тебе это средство против глупых штук рекомендует.

С этими словами он, даже не взглянув в окно, надел лохматую шубу.

…В столовой, где вскоре в расквашенной под дождем шубе появился Чашкин, официантка Нюся подала тарелку пшенного кулеша и заметила: «Кулеш пересолен». Чашкин тут же вбухал ложку соли, хлебнул и, дико морщась, двинулся к выходу.

На трамвайной остановке Чашкина предупредили: «Не садитесь. Восьмерка идет по другому маршруту». Чашкин только рукой махнул: «Бросьте апрельские шутки», — и на ходу впрыгнул в прицепной вагон.