Бригада. От сумы до тюрьмы

Потом источники звуков переместились наружу. И он понял, что они совпадают с вибрацией, которую он ощущает спиной, затылком и всем телом. Каждая его клеточка разрывалась от боли. Ему казалось, что его всего разломали на куски, а потом снова сложили все части, и места соединений при каждом толчке простукивают молоточками сотни невидимых врачей-садистов.

Он открыл глаза и увидел над собой движущийся, как лента транспортера, белый потолок и примыкающие к нему части стен, густо завешанные кабелями и проводами разной толщины. Его везла на каталке по больничному коридору молоденькая симпатичная медсестра…

— Ну, Игорь Леонидович, повезло тебе, — над ним, приноравливаясь к движению каталки, склонился высокий плотный мужик в зеленом облачении хирурга. — Другой бы после такой аварии давно ударил ногой в' календарь, а ты живой. Сейчас мы тебя порежем немного, кое-что подкрутим, кое-что склеим, будешь как новенький.

Несмотря на боль, Игорь Леонидович пытался изо всех сил сосредоточиться и по привычке идентифицировать говорившего. Он его точно где-то видел, этого мужика. Лысый, как биллиардный шар, усатый, вылитый Розенбаум, только гитары не хватает.

— Где гитара? — с трудом разлепив губы, через силу спросил Введенский.

Мужик засмеялся и поправил простыню на груди пациента.

— Гитары не будет. Я доктор Вонсовский. Просто похож на Розенбаума. Ты не говори ничего, тебе вредно. Вот потом, после оперативного вмешательства, мы с тобой споем. Ты главное не сдавайся, дай себе установку на выживание…

Игорь Леонидович закрыл глаза, прислушиваясь к боли внутри. Доктор Вонсовский что-то сказал медсестре, что-то о первой хирургии и анестезиологах, а потом звуки опять стали перемещаться снаружи внутрь его головы, пока совсем не затихли где-то в районе мозжечка. Введенский потерял сознание.

Завхоза Руслана по внутренней связи вызвали на вахту. Там его ждали двое кавказцев, которые на «зилке» привезли давно ожидаемый им сахар.

Тошнотов так обрадовался, что спохватился только, когда разгрузка была закончена. Хотя водители обычно терпеть не могут таскать тяжести, эти сами, без всяких просьб с его стороны, быстренько перенесли в кладовку мешки с трафаретной надписью «Новочеркесский сахарный завод».

Да еще, видимо обсчитавшись, сгрузили на две штуки больше, чем он оплатил. Лишних сто килограммов. Пустячок, а приятно. Разумеется, Руслан не стал указывать им на ошибку, а поспешил поскорее выпроводить. И только когда южане усаживались в кабину, он спохватился:

— Слушайте, а ведь это Белов должен был мне его, сахар этот, привезти? Где он-то?

— Белов? Какой Белов? — шофер, отряхивая пиджак, повернулся к сопровождающему. — Ты знаешь такого?

Второй пожал плечами, сделал удивленное лицо и отрицательно покачал головой: понятия, мол, не имею. Тошнотов встревожился:

— Саша, Александр Белов! Мне кореш говорил, Витек, что он поехал за этим сахаром!

— Ах, Саша! — обрадовался водитель. — Так он это… У него там любовь с одной красавицей случилась, понимаешь? И они к ее родным поехали. А нас он попросил, отвези, говорит, моему другу сахар, пусть у него будет сладкая жизнь и праздник!

Успокоенный Тошнотов махнул рукой охране: выпускайте. Если б он был чуть-чуть повнимательнее, то мог бы заметить, что когда шофер начал носить мешки, у него на руке были черные электронные часы «касио» с будильником и другими наворотами. Когда шофер уезжал, часов на его руке не было.

ЧАСТЬ 3 ИЗГНАНИЕ БЕСОВ

XXX

Белов очнулся в квадратной, пять на пять метров, бетонной каморке. Он лежал на холодном полу. Все тело болело, а голова просто раскалывалась. Он дотронулся до темени: вдоль черепа шел вздувшийся кровоточащий рубец, как после удара стальным прутом. Потрогал отекшее лицо — на ощупь оно напоминало сплошную маску, заскорузлую от засохшей крови… Он застонал и снова потерял сознание.

Заскрипела железная дверь и на пороге камеры появился Кабан с бейсбольной битой в руках! С каким удовольствием он размозжил бы черепушку своему старому приятелю. Но это было бы слишком простое решение. Пусть сначала помучается.

Кабан знал, что Белов держит его за дурака и отморозка. И очень обижался, потому что это — неправда. Дурак он только с точки зрения всяких чистоплюев-астрофизиков. Тех, кто либо бутылки вокруг пивнушек собирает, либо над книжками за копейки киснет. И вообще, если дураку везет, то он уже не дурак…

Потому что в некотором смысле он, наоборот, очень даже смышлен и ловок. Вся суть его жизни заключалась в том, что он впитал и принял к сведению то, чему его учили в советской школе. Только по-своему, творчески и наоборот.

Ему говорили, что быть богатым стыдно и некрасиво? Говорили. Вот он и грабил, как завещал великий Ленин, всяких богатеев и эксплуататоров.