Бриганты

Банкетный зал располагался на втором этаже. Был он длинный, с двумя рядами колон и высоким сводчатым потолком, с которого свисали на веревках параллельно полу пять крестов с перекладинами одинаковой длины. К концам перекладин крепились большие глиняные масляные светильники. Несмотря на большое их количество, в зале был полумрак, особенно по углам и за колоннами. Пол был выстелен тростником и свежими полевыми цветами, запах которых немного приглушал вонь, стоявшую в помещении. Протрубили в горн, приглашая к пиру. Гости направились к медным тазам, чтобы помыть руки. Это было то немногое, что они мыли преднамеренно, а не случайно, переходя вброд реку или попав под дождь. Тело многие, но далеко не все, благородные рыцари и дамы, особенно с Пиренейского полуострова и северо-западных регионов Европы, мыли всего три раза в жизни: после рождения, во время крещения и перед погребением. Южане пренебрегали чистоплотностью для того, чтобы их ненароком не перепутали с нехристями — мусульманами и иудеями, которые мылись регулярно, а северяне то ли из лени, то ли боясь простудиться, то ли, что скорее, были так воспитаны. На их фоне русские крестьяне, которые ходили в баню раз в неделю, казались чистоплюями. Полотенце возле каждого таза было одно, поэтому, когда очередь дошла до меня, оно уже было мокрое. Я вытер руки своим носовым платком, чем удивил большую часть присутствующих. Между расположенными вдоль стен узкими, односторонними столами, застеленными грубым, но беленым холстом, располагался широкий, на котором были выставлены кушанья на подносах и кувшины с вином. Помост для избранных был высотой около метра. Там расположились пять мужчин и три женщины, причем две сидели рядом с Людовиком, герцогом Бурбонским. Кто были эти господа и дамы, я не знал, а спрашивать не стал. Если судьба сведет, узнаю, а если нет, то и незачем запоминать. Несколько дам сидело и рядом с менее знатными гостями. Всего гостей было человек сто. Подозреваю, что я был единственным рыцарем-башелье. Мой сосед слева — рыжеусый рыцарь с побитым оспой лицом — посмотрел на меня так, будто его оскорбили до глубины души, посадив рядом со мной. Слуги расставили перед гостями посуду. Сидевшим рядом мужчине и женщине дали одну тарелку, а одиноким досталась отдельная. Мне тоже. Это была деревянная тарелка диаметром сантиметров тридцать. Когда-то она была разрисована и покрыта лаком, но теперь остались лишь желтые и красные фрагменты по краям. Каждому полагался отдельный стакан из мутного толстого стекла, не граненый, емкостью граммов на триста, и ложка, серебряная, бронзовая или деревянная. Поскольку я сидел в самом низу, мне досталась деревянная. Тем, кто сидел на помосте, дали еще и по двузубой вилке. Предполагая, что примерно так и будет, я захватил с собой кожаный футлярчик, в котором лежали серебряные ложка и вилка с коричневыми черенками из рога. Изготовили их здесь по моему описанию. Серебряных дел мастер поинтересовался, зачем мне такие маленькие вилы? Сказал, что буду подгребать ими сено ручному хомячку. Мастер принял мои слова всерьез и только бровями повел: мол, у богатых свои причуды. Еду разносили слуги, одетые в одинаковые коричневые жилетки поверх желтовато-белых рубах с узкими рукавами. Обычно пир начинался с фруктов, но свежих еще не было, поэтому сразу перешли к мясу. Один слуга держал поднос, а второй руками раздавал с него печеную говядину, разложенную на подсушенные куски хлеба. Поскольку мясо было верченое, выбирать приходилось между подгоревшими и не прожаренными кусками. Я выбрал подгоревший. Слуга швырнул его на тарелку ловко, мясо не слетело с хлеба. Следом двое несли за ручки большой чан с бобами в соусе, а третий распределял их большим деревянным черпаком. За ними шел слуга с большим узкогорлым кувшином. Вино было белое, не очень хорошее, но и не плохое. Лучшее, как догадываюсь, досталось тем, кто сидел выше, поскольку наливали им из других кувшинов.